Черная пантера - страница 14

Лиен задумчиво глядит.

– Ты говоришь мне о том времени, когда сверкающее солнце разорвет дракона и засияет снова в небе… Это не так-то скоро. Ну, может быть, вам лучше знать…

Она задумывается, сильней сжимая руки.

– А если я поверю? А если это все обман?

Им кажется обоим, что легкий золотой туман дрожит и разливается вокруг – подобный солнечному свету.

«Тише, Сафо… Тише, Сафо… Не плачь… не плачь…»

С веселым смехом перекликающихся маленьких божков голубые блестящие волны в серебристой одежке подбегают к подножью скалы, на которой застыла Сафо.

Ее глаза, зеленоватые, как цвета морской волны во время бури, печально смотрят вдаль, и золото волос упало ей на плечи. Белая ткань ее одежды истрепалась, порвалась в камышах, тростниках, в лесных зарослях, по которым она пробегала в смятении.

Ее руки упали, и жемчужные слезы струятся из глаз и падают на грудь.

– Смотри, как нам свободно жить, как хорошо! Мы равнодушны ко всему – скользим, скользим… Смотри, как хорошо нам жить! И мы несем с веселым равнодушием усталый бледный труп, жемчужину с венца царей, измятый бурею цветок… Мы – волны.

Нам так свободно жить… Не плачь, Сафо! Твое горе пройдет. Посмотри, ты разбила звенящую лиру. Так возьми же другую и сложи сладкозвучную песню о твоем бедном сердце, о твоем старом горе.

– Я знаю, – говорит Сафо, – что я избранница между людьми, что сладки мои песни… но я страдаю, и я разбила лиру, чтобы без нее упиться горем.

– Страдать, страдать… Это, должно быть, скучно, – лепечут волны. – Спроси у Пана: он всегда весел. Если его обманет нимфа, то он играет на свирели. И леса затихают тогда, и облака слетают ниже, и волны не играют на свободе. Всё его слушает. Он плачет… А потом он бросает свирель и бежит за другою веселою нимфой и скрывается с ней в чаще леса. И тогда облака засмеются, и краснеют, и вьются, улетают в далекую высь. Лес шумит, веселится и бросает ветвями на луга задремавшую тень. А волны…

Мы, волны, летим на простор, сжимаем друг друга, бросаем друг друга… Нам весело жить! Сафо, не плачь, не плачь…

«О, милые проказницы, играющие волны моря!.. Вы смеетесь над этой тоской – над моею тоской! Я не волна. И это человеческое сердце так чутко, так отзывчиво, и так больно, так больно страдает. Я люблю, я ревную… Я ревную! С зелеными глазами, ревность обвила меня всю своим нежным объятием. Я ревную!.. Сжальтесь, милые волны, и возьмите меня в свой холодной простор! Свет не мил мне – не мило мне небо и земля… Золотистые волны волос моих разлетятся по морю, как травы, как морские зеленые приворотные травы. Я сожму вас в объятиях, прихотливые волны, – я сожму, зацелую. Прогоню я далеко зеленую ревность – ревность с злыми глазами. Мое сердце живое я оставлю в подарок земле, и, с звездою морскою в груди вместо сердца, я сольюсь навеки с вами, волны морские. Пана будем мы слушать и веселою толпою, вместе с ветром залетным, будем бегать по морю. Но для этого, волны, нужно сердце мне вырвать, мое сердце живое. А с живым моим сердцем я живу и страдаю, я томлюсь и желаю… Ревную…»

– В салоне отказали, отказывают даже во всех картинных магазинах…

И везде тот же самый припев: это прекрасно, но это только для любителя, картины не подходят нам.

Гастон Реми стоит перед своей картиной.

– А между тем… Как же они не понимают и не чувствуют всей чарующей прелести этого колорита, изящества рисунка, этой идеи, этой жизни… – Его худые кулаки сжимаются, на бледном и измученном лице проступают пунцовые пятна.