Могильщик, годящийся мне в отцы, проводил меня до ворот, и всю дорогу, что мы шли, я рассказывал ему, как все произошло, давая понять, что не единственный виновен в происшествии.
В конце, когда мы уже остановились, он положил руку мне на плечо и сочувственно произнес:
– Держись.
Кажется, он мне поверил.
А до могил родителей я так и не дошел»…
…что больше ничего о Зыменове не знает. Таким образом, по интересующему его субъекту Поэт предоставил только имя (а точнее псевдоним) и кое-какую информацию о профессиональных навыках, среди которых были искусство грима, декламация, написание художественных произведений и, возможно, гипноз. Сведений о семейном положении, возрасте, источниках дохода, круге общения, местах рождения и жительства мне не сообщалось, и намеков на них рассказ Поэта не оставил. Тем не менее, поиск компромата на Зыменова не показался мне охотой на тень, поскольку виднелись перспективные ниточки, за которые можно и нужно тянуть. К ним я отнес и покойного актера Нестреляева, которого Зыменов, очевидно, знал, и Орден метафористов, поскольку на его заседание случайный человек попасть не мог, и в целом насыщенную жизнь господина в цилиндре, открыто заявившего Поэту (и подтвердившего заявление делом), что регулярно пересекается с ним в людных, а значит, и богатых на свидетелей, местах.
Я озвучил клиенту стоимость моих услуг, и она его вполне устроила. Далее мы составили договор, после чего Поэт передал мне задаток и, выразив надежду на скорейшее достижение мной нужного ему результата, ушел…
…Я подходил к железнодорожному вокзалу, этому шумному пристанищу паровых монстров, в своих черных металлических телах перевозящих других монстров – людей.
От шума и гама дрожал воздух, а от хаотически двигающихся толп голову накрывала волна дезориентации. К тому же в мозгу, за глазными яблоками, пульсирующими шарами зарождалась мигрень, явно указывающая на утрату целебного действия опиума, поэтому я достал из кармана плаща флягу, в которую предусмотрительно перелил настойку, и сделал несколько глотков.
Отрадно сознавать, что в наше тяжелое, пропитанное ненавистью и презрением время в медицинских кругах все-таки находятся небезразличные профессора, врачи и чиновники, благодаря светлым умам и благородным идеям которых, люди с тяжелыми расстройствами, подобными моему, имеют возможность приобретать эффективные и чудотворные средства вроде опиума.
Если бы только не эти аптекари, чтоб их…
Воздух стал дрожать чуть меньше, в движениях людских масс появилась упорядоченность, а мигрень растаяла и утекала куда-то прочь, гонимая спасительной настойкой.
Я отыскал дверь начальника железнодорожной полиции и, услышав «войдите» в ответ на свой стук, проследовал в его кабинет.
– Приветствую, Иван Антонович, – поздоровался я.
– О, Сыщик! Рад тебя видеть, дорогой, – оторвавшись от своих бумаг и встав для рукопожатия, отреагировал на меня старый товарищ. – Сто лет тебя не видел. Ты просто так или по делу?
– И то и другое, Антоныч. Давно хотел тебя проведать, а тут как раз дело торопит, – ответил я и стиснул протянутую мне ладонь своей, из-за чего Ваня поморщился.
– А ты все также крепок. Хватка словно капкан. Кофе?
Я ответил согласием и занял кресло для посетителей.
– Можно закурить? – спросил я и, получив разрешение, сунул в рот папиросу.
Сначала мы с Антонычем просто побеседовали – не о делах, а так, о всяком. Вспомнили время, когда вместе работали в уголовной полиции Города, какие-то резонансные дела, сослуживцев и бандитов. Начальству кости промыли, куда ж без этого. Ваня сказал, что в сыскном отделе меня до сих пор вспоминают, а жулики, прознав о моем увольнении, совсем утратили чувство страха.
