– Вы не пробовали обсудить тот вечер с членами клуба спустя время? – поинтересовался я.
– Не хочу возобновлять отношения с кем-либо из этого узкомыслящего кружка. Давно хотел из него выйти, да всё повода не находил. А тут как-то само собой вышло. Но выведать нужную мне информацию я, конечно, попытался. Не лично, а через третье лицо и под надуманным им предлогом. Избегая подробностей, члены клуба заявили ему, что Зыменова в тот вечер видели в первый и последний раз, а на тему моего вышвыривания даже не заикнулись. Заговорщики и лжецы. Напрасно я когда-то им верил. А в особенности – Рифмовщику.
– Почему в особенности?
– Причин масса. Но ни одна из них отношения к делу не имеет.
Я выяснил у Поэта, кто является упомянутым им третьим лицом, через которое он опросил Орден метафористов. Поняв, что, возможно, мне потребуется с этим человеком переговорить, мой клиент признался, что речь идет о его бывшей жене, и зовут ее Муза. Поинтересоваться у членов клуба, как выглядел Зыменов, Муза не догадалась, а обращаться к ней за помощью второй раз Поэт не стал.
Сделав глоток из любезно принесенной секретаршей чашки кофе, Поэт приступил к описанию третьей и последней на данный момент его встречи с Богданом Евгеньевичем Зыменовым.
Она состоялась на кладбище, причем совсем недавно…
«…Этот осенний день был преисполнен тоски и черно-бел. А среди могил давящее понимание бренности всего сущего только усилилось, нагнетая на душу мою тоску и страх. Среди рядов крестов и надгробий я ступал тихо, стараясь не нарушить священный покой усопших.
Где-то копал яму могильщик. До моего уха доносились звуки его лопаты.
Где-то на ветвях облысевших деревьев каркали вороны.
А где-то, видимо, в самом дальнем уголке этого царства смерти слышался чей-то плач. Хоронили человека.
Мои родители погребены в северной части кладбища, почти у самой его границы. Идя к ним по узкой тропинке, я смотрел либо под ноги, либо прямо перед собой, но, когда преодолел уже значительное расстояние по могильной земле, ощутил сбоку тихое присутствие: справа, метрах примерно в десяти, в одном со мной направлении шествовал темный силуэт.
Значения этому, я поначалу не придал.
Однако расстояние между мной и силуэтом в определенный момент принялось сокращаться, и постепенно незнакомец занимал все больше и больше места на краю моего зрения, становясь заметным черным пятном. Когда по моим прикидкам нас разделяло метров пять, в глубине моей души зародилась тревога, поскольку я был твердо убежден в отсутствии тропинки там, где среди тесноты сорняков и оград в параллель со мной и нисколько не отставая, двигался субъект.
Видимо, тропинка есть, просто малозаметная, пришел я к логичному выводу. И, как был уверен, мысленному.
Но внезапно, явно отвечая на мое заключение, справа раздался бесцветный голос:
– Она – одна из многих скрытых путей, пронизывающих этот мир. Но желающий увидеть ее – увидит, а желающий пройти по ней – пройдет.
Я повернул голову. Рядом со мной, теперь уже не в скольких-то там метрах, а на расстоянии ладони, в низко надвинутом на лоб и оттеняющем неприметное лицо цилиндре шел мрачного вида господин, узнать которого я не мог (поскольку внешность его с предыдущих встреч мне не запомнилась), но о личности которого, сам не ведаю как, догадался.
– Что вы тут забыли, Зыменов? – сквозь зубы спросил я.
– Пришел навестить ваших родителей, – ответил негодяй.
