– Два сына. – не сразу отозвался он. – Ты зубы мне не заговаривай. Кто поймал и привязал кобылу? По-алтайски, между прочим, на удавку…
– Да хрен знает, кто. – отмахнулся капитан. – Не обращай внимания… Так ты счастливый папаша? Отличный семьянин?
Терехова подмывало ткнуть Репьева носом, указать ему место, подчеркнуть, что он давно уже не самый первый, не самый лучший при всех старых привычках. Судя по всему, семьи у капитана не было – женскую руку на мужчине сразу заметно, а этот какой-то чисто по-армейски подшитый, наглаженный, причесанный и вечно голодный.
Но почему-то в бане врать не хотелось, возможно потому, что сидели голые.
– С моей работой, мать ее… – вместо хвастовства выругался Терехов, потрафляя тем самым самолюбию однокашника. – Торчу месяцами по тундрам… Между прочим, я же потом туда вернулся!
– Куда – туда?
– На третий этаж, откуда прыгали.
– Да ну?…
– И женился на Светке. Ты помнишь Светку?
– Я их и тогда-то путал… Неужели ты вернулся?
– Через пять месяцев, добровольно-принудительно. Светка привезла родителей, ковер и показала живот. Прямо в кабинете начальника. Ты уже тогда давно выпустился…
Жора не дослушал, занятый своими мыслями и тоже врать не захотел.
– Двух подруг сюда привозил. – вдруг признался он. – Одна выдержала почти год. Верхом ездить научил, стрелять. Все условия вроде бы создал… Вторая через три месяца сбежала. Только стрелять и научил. С туристами договорилась, и пока объезжал территорию, слиняла… Третья сама пришла, возьми, говорит…
– Да ты многоженец!
Репей на шутку не отозвался.
– Есть тут у меня один проповедник полигамии. Мешков фамилия, здешний шаман, лекарь или хрен знает кто. Шарлатан, в общем. Но у самого несколько жен, почти официально, все знают… Он третью подругу мне и подбросил. Женщин тут колбасит. Тоже что-то вроде похмельного синдрома. Первые две приехали от любви пьяные. На Укоке протрезвели…
– А третья?
– Третья наоборот, опьянела. И живет.
– С тобой?
Жора то ли посожалел, то ли похвастался:
– Я убежденный холостяк.
– Тебе сколько до пенсии, холостяк? – спросил Терехов. – Года два осталось?
И испортил начавшийся было, душевный разговор.
– А я не до пенсии здесь! – задиристо произнес Репей. – Я служу Отечеству.
Сказано было не для красного словца, и Андрей сообразил, что задел за живое. Примолк, уважая чувства хозяина, но Жора не унимался.
– Это тебе на гражданке можно выдрючиваться. Надоело – ушел и сиди дома, в тепле. Там семья, сыновья…
– Да у меня тоже все хреново, Жора! – Терехов вздумал поправить положение. – Дети со Светкой, а мы давно развелись. Семью обеспечиваю, но живу отдельно…
Репьев взметнулся, словно грозный орел со скалы, и закружил над головой.
– Подумай, что ты мелешь? Развелись!… У тебя два сына! Детям отец нужен, а не твоя бродяжья работа. И не деньги!
Признаваться Терехову было трудно, однако и умолчать невозможно – это все время грызло и скребло душу, хотя вины Жориной в том не было.
– Мать Светкина перед смертью призналась. Потом и Светка подтвердила… Она не Светка, а Людмила! Они паспортами поменялись.
Жора потряс головой, соображая.
– Ну и что?…
– Ничего! Светка тогда со мной спала, а ты с Людмилой!
– Неужели запомнил? Я их путал…
– У меня не бывает похмелья и голова всегда ясная.
– А мне было дурно. – признался однокашник. – Прыгнул, и думаю, зачем? Все могло бы быть по другому…
– Поздно крыльями хлопать. Настоящая Людмила давно замужем. И тоже голову мужу дурит. На самом-то деле она Светка! Та, что со мной была. Думаю, мой первенец – твой сын. кстати, Егором зовут. Почти что Георгий…
