Бодро вышагав двадцать два лестничных пролета я оказываюсь возле крепкой стальной двери – кабинет Сырецкого располагался в глубочайшем подвале, повредить которому могло бы разве что точечное попадание термоядерной ракеты в бункер завода (хотя разве можно упоминать рядом два термина: "термоядерный взрыв" и "точечный удар"?). И эта дверь – еще не вход в его кабинет, она ведет лишь в прихожую, в которой постоянно дежурят четверо охранников. Бывшие десантники, за предвоенные годы прошли столько горячих точек, что только диву даешься – где они столько локальных конфликтов надыбали… Серьезные ребята. Я приветливо улыбаюсь им, и они кивают мне в ответ. Здесь пропуска не спрашивают, по крайней мере, у меня. Хорошо еще, что меня теперь можно узнать – лицо не покрывает слой запекшейся крови и грязи, одежду я, конечно, ухайдокала, как могла, катясь кубарем по Черному Безмолвию, но все равно, похожа на человека, а не на заблудшего аморфа с лицевым тиком.
Охранник, стоящий у двери в дальнем углу прихожей, даже берет под козырек, когда я подхожу к нему.
– Петр Михайлович ждет вас. Просил проводить к нему, как только вы появитесь.
– Спасибо за заботу. – отвечаю я. Проводить меня, как только я появлюсь?! Посмотрела бы я на то, как ты, хваленый спецназовец умершего мира, остановишь бегунью, сыну которой грозит опасность! Не пришло еще то время, когда начальство будет заставлять бегунов ждать в приемной.
Входу. В кабинете, возможно, последнем рабочем кабинете в городе, меня уже ждут четверо. О том, что именно ЖДУТ, можно догадаться по их лицам, обращенным ко мне. На всех них отчетливо читается: "Ну, наконец-то".
Сырецкий восседает за столом, поправляя очки, видимо, чтобы лучше меня рассмотреть. Трое бегунов поднимаются со стульев, приветствуя меня молчаливым кивком головы. В этом кивке не только шаблонное "Добрый день, коллега", но и понятное только нам: "С возвращением, Ира. Могла, ведь, и не вернуться. Молодец!" Уважение… Вот, что читаю я в их взглядах.
Катя Таранова, липовый снабженец, но неплохой курьер – боится даже взять в руки оружие. Однажды я спасла ее от нападения медведя – бедняжку просто парализовало от страха, когда это шестилапое чудовище, неожиданно возникшее перед ее грузовиком, разнесло стекло кабины, пытаясь добраться до пищи, то есть, до нее. Я едва успела разрядить свой дробовик в голову этому монстру… Катя же даже и не подумала о том, чтобы подхватить с пассажирского сиденья "Калашников". Люблю ее, как человека, но вот как бегуна, как снабженца… Нет. С такой фамилией быть всего лишь трусоватой девчушкой – угораздило же.
Толя Сотников – совсем еще юнец, всего двадцать три года, но уже успел стать настоящим жителем Черного Безмолвия. Вот уж на кого я бы положилась полностью. Молодость, в сочетании с немалым опытом, приобретенным на охоте в Безмолвии, делают его отменным охотником и бойцом.
Марат Юдусов – некогда житель Казахстана, успевший перебраться в Новосибирск буквально за неделю до войны. Открыв в себе способности бегуна, примкнул к банде мародеров, долгое время терроризировавшей разрушенный город. Однако, когда с подачи Сырецкого, стали разворачивать строительство бункеров, когда были созданы мобильные отряды и десятки охранных патрулей – Марат, видимо, смекнувший, что восстанавливающийся правопорядок (или его подобие), может добраться и до него, быстренько сдал нам всю шайку, в которой уже успел достичь некоторых высот, и переметнулся к Сырецкому, в снабженцы. Научиться уважать его, как человека, я так и не смогла. Раскаявшийся преступник… Раскаявшийся ли? Без него мы еще долго ловили бы банду порознь, так – покончили со всеми разом… Предатель, сдавший своих, пусть они и были не более, чем грабителями и убийцами. Не люблю людей, готовых так резко сменить линию поведения, если не линию жизни. На серьезной охоте, или на задании, мне куда спокойнее будет все-таки с Катей, нежели с ним. Она, конечно, не в состоянии прикрыть тылы, наоборот, за ней самой нужно постоянно приглядывать, чтобы не полезла "целоваться " с аморфом, но, по крайней мере, сама она никогда не нанесет удара в спину.
