Нет, не возвращалась. Она не думала о…
В обед она тихонько заглянула под повязку, надеясь, что утреннее видение было именно видением, коротким помутнением рассудка.
Надеюсь, я просто тихонечко спятила, вот и все.
Мысль об этом показалась ей успокаивающей. Тихонечко спятить было очень даже приятным дельцем. Поселится где-нибудь в глухой деревушке на отшибе, будет собирать травы и грибы, разговаривать с птицами и займет должность местной сумасшедшей. Сошьет себе цветастое платье в пол…
«Если ты так об этом думаешь, то ты точно сошла с ума,» – подумала Рита, относя в угол очередную перебранную коробку. Это просто естественное явление, с которым ты раньше не сталкивалась. Какая-нибудь экзотическая болезнь… чего паниковать раньше времени? Да и паникой делу не поможешь, надо просто записаться к врачу и все.
Идти к врачу было лениво. Вновь подкатила жутчайшая апатия, теплая и уютная, которая караулила ее уже очень давно, временами отпуская, временами накрывая с головой.
Тут два варианта, либо я умру, либо нет. Если первое, то уже ничего не попишешь, а если нет, то придется продолжить как-то жить.
Как-то жить. Это донельзя лучше описывало последние годы ее жизни, каждый день тянул за собой предыдущий, и она катилась по горкам жизни, давно уже не американским, с покорностью шарика, влекомого инерцией.
Как будто этого мне не хватало.
Она уже давно отчаялась почувствовать вкус жизни также, как это было в детстве и юношестве, когда даже небо казалось ярким импрессионическим полотном, вкус жвачки бил по языку фруктовой волной, а летний воздух пах так таинственно и сладко, заставляя сердце замирать.
И теперь даже столь экстраординарное событие не могло выбить ее унылую жизнь из скучно проторенной колеи.
Дорога с работы и та была лишена радости: духота автобуса, теснота и неприятное кисловатое амбре потеющих усталых людей прижала Маргариту к окну на задней площадке, впечатав в стеклянную поверхность. Но даже она не несла благодатной прохлады, а лишь дышала отпечатком дневной жары.
Маргарита думала о пятне – впрочем, она занималась этим с момента его появления – когда завибрировал телефон в заднем кармане ее потертых джинсовых шорт. Кто-то звонил.
Это просто спам.
Брать телефон не хотелось, а он звонил все настойчивее.
Ошиблись номером.
Телефон все звонил.
Пришлось достать и полюбоваться яростно высвечивающейся на экране надписью «Людмила Петровна».
Выключив звук, Маргарита убрала телефон в карман. Разговаривать с бабушкой не хотелось. Настроение и без того было паршивым, а бабушка обладала удивительным, почти сверхъестественным умением портить без того нижеплинтусное настроение, которое, казалось, ухудшить уже не под силу даже самому изобретательному садисту.
А сейчас это было последнее, чего ей хотелось. Голова медленно наливалась горячей слабостью, Рита кожей чувствовала исходящий от нее жар.
Хотелось завалиться в постель после прохладного душа, может быть, выпить чаю со льдом.
Пульсирующая тянущая боль наполнила ее щеку, и Рита едва не вскрикнула, таким неожиданным было это чувство, напоминающее боль в зараженном кариесом зубе, только расползающееся по коже и внутри плоти.
Боль исчезла также быстро, как и появилась, и Рита хотела было коснуться языком изнанки щеки, но отдернула сама себя. Какое-то глубоко затаенное предвкушение страха вынудило ее воспротивиться этому порыву, и она замерла, боясь даже пошевелить головой.
