Это светили зажжённые свечи и керосиновые лампы. Они стояли на бочках, старых полусгнивших коробках, и даже на деревянном полу.
А затем Лилит услышала голоса, падающие как капли. Детские голоса.
И увидела их обладателей.
Пять мальчиков в драных одёжках обступили кольцом одну единственную девочку, сидящую на бочке. Длинные тёмные волосы её были влажными от воды, как и грязно-коричневый сарафан, лицо – растерянное, взгляд – затравленный.
Это была Лилит. Пять лет назад. И тот самый день.
– Ты, правда, совсем ничего не помнишь? – спросил у неё русоволосый мальчик в полинявшей кепке.
Она поджала губы и отрицательно мотнула головой. Каштановые пряди волос разметались по худым плечам.
– Даже своё имя? – продолжал допытываться он, с тревогой и заботой заглядывая ей в лицо.
Девочка виновато вжала голову в плечи.
– Н-да, – протянул стоявший рядом длинноволосый блондин в одежде, больше напоминавшей старую хламиду, чем куртку и штаны.
Он стоял, скрестив руки на груди, и окидывал «новенькую» хмурым взглядом. – От неё толку не добьёшься, Сэм. Очевидно же – у неё амнезия!
Повисло молчание.
В комнате, где они находились, были низкие давящие потолки и полумрак. Свет лился не с потолка, а снизу, от свечей и керосиновых ламп. Пламя бросало на лица трепещущие отсветы, делая их таинственными и пугающими. И Лилит не всегда могла разобрать, о чём думал каждый из присутствующих.
Откуда-то тянуло тухляком, отходами и серой.
Всё так, как и запомнила в детстве Лилит.
Сэм, главный среди беспризорников, обнаружил тело Лилит в катакомбах возле завалов. Девочка оказалась жива, и он привёл её в их убежище: верхние ярусы катакомб.
Сэм был старше Лилит примерно на два года, остальные ребята были младше него, и потому слушались.
За исключением одного… Рея.
Он был ровесником Сэма, жил и воспитывался в монастырском приюте, был очень умным и начитанным. И резко выделялся своей чёрной шевелюрой и холёной внешностью на фоне светлоголовых оборванцев.
Даже сейчас, оглядываясь назад, Лилит всё ещё не могла понять, зачем он якшался с грязными беспризорниками и помогал им. Какую выгоду он с этого имел?
– Предлагаю вернуть её туда, откуда вы её взяли, – безжалостно высказался Рей, не отрывая глаз от раскрытой на коленях тяжёлой книги.
– Ты всегда это предлагаешь, – возразил Сэм. – И я всегда говорю тебе одно и то же: мы сирот и беспризорников не бросаем. Такие у нас правила. Знаешь же…
– Правила для дураков, – буркнул Рей.
– Значит, я самый большой дурак, раз их придумал.
Рей безразлично хмыкнул.
– Ты совсем-совсем ничего не помнишь? – с мольбой во взгляде спросил Сэм у девочки.
Она смущённо отвела глаза, разлепила пересохшие губы:
– Нет.
Послышался обречённый вздох.
– Слушайте, а может она из лаборатории сектантской сбежала? – предположил второй «мальчик в хламиде». Они с первым патлатым блондином были близнецами, похожими как две капли. – Я слышал, там вчера взрыв прогремел. Тогда ничего удивительного, что она память потеряла: сектанты могли мозги ей промыть.
Ребята поёжились. Секта – худший враг любого ребёнка без родителя. О ней самые разные жуткие слухи ходили. Якобы сектанты отлавливали детей и ставили над ними опыты. Тот, кто «исчезал», больше никогда не возвращался.
– Да, не-е… – протянул первый брат, – быть такого не может – она же вылитая аристократка. Сектанты с аристократскими детьми дел не имеют.
– Тогда, может её похитили!
