– Черт! Прости, – говорит Мейсон, думая, что это его вина. – Ты не обожглась?
Он проводит ладонью по моей руке, осматривая ее. Мой первый порыв – отдернуть руку. Каждая клеточка моего тела кричит, чтобы я это сделала. Но я позволяю Мейсону себя осмотреть, а сердце при этом бешено колотится у меня в груди. Я позволяю ему перевернуть мою руку и осмотреть ее от локтя до кончиков пальцев, потому что его прикосновение ощущается иначе. Я никогда такого не испытывала.
Мейсон заканчивает осмотр и делает знак официанту, чтобы тот вытер стол.
– Я принесу тебе другой кофе.
– Нет, не нужно. – Я молюсь, чтобы он не заметил, как дрожит у меня голос. Я достаю из сумки бутылку с водой. – У меня есть вода.
Не знаю, что именно меня убедило, но за долю секунды я решаю ему довериться. Может, это из-за его бережного прикосновения. Может, из-за того, что с ним я чувствую себя в безопасности. Может, мой рассказ его удовлетворит, и он от меня отвалит. Но если я ему расскажу, не подставлю ли я Чарли?
– Об этом никто не знает, – произношу я, мысленно прося у Чарли прощения. Она поймет. Я в этом уверена. – Никто, кроме меня, моей лучшей подруги и моей мамы.
Мейсон в задумчивости ковыряет свой сэндвич, словно то, что я сейчас скажу, может причинить ему боль.
– Понял. Ты можешь мне рассказать.
Я оглядываю кафе, чтобы убедиться, что мы одни.
– Тот человек – отец Чарли.
– Отец Чарли?! – Мейсон гневно хмурит брови. – Он что-то с тобой сделал? Или с ней?
– И да, и нет. То есть с ней, а не со мной, – запинаясь, произношу я. – В смысле, он ничего не сделал с ней. Скорее, он не сделал того, что должен быть сделать.
В глазах Мейсона я вижу непонимание и вопрос.
– Это длинная история, – говорю я.
Мейсон бросает сэндвич и откидывается на спинку дивана.
– Я никуда не спешу. У меня времени вагон и маленькая тележка.
Поверить не могу, что собираюсь раскрыть эту тайну, можно сказать, незнакомцу. Ну что я знаю про Мейсона Лоуренса? Кроме того, что мне рассказывали сестры, и того, что я нагуглила про него в последние недели – я мысленно закатываю глаза, – я его почти не знаю. Но все статьи, все истории, которые я слышала от друзей и родных, сходятся в одном: Мейсону можно доверять. Он честный и искренний парень, если такие на самом деле существуют. И где-то глубоко внутри я с этим согласна.
– Он оставил Чарли и ее маму, когда Чарли было двенадцать.
Я осмеливаюсь поднять взгляд на Мейсона. Он ничего не говорит. Взглядом он приглашает меня продолжать:
– Ее мама была знаменитостью. Манекенщицей и актрисой. Но после рождения Чарли ей не продлили контракт манекенщицы и перестали предлагать роли. Она увлеклась наркотиками и алкоголем. И она… м-м-м… винила Чарли в том, что у нее больше не было работы.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «винила»? – спрашивает Мейсон.
– Именно то, что говорю. Она ее била. Она била Чарли.
Когда я рассказываю Мейсону секрет Чарли, у меня учащается пульс. Надеюсь, Чарли меня за это не проклянет.
Мейсон раздумывает о моих словах и смотрит на меня поверх своей кофейной чашки.
– И он об этом знал?
Я киваю:
– Да, мы в этом почти уверены. Чарли однажды услышала, как они ругались по этому поводу. Ее мама угрожала отцу. Сказала, что, если он скажет кому-нибудь хоть слово, его карьере придет конец. Он был начинающим сценаристом и пытался продать свои сценарии, а у нее было достаточно влияния, чтобы ему помешать.
