Черными нитями - страница 23

– Что бы ни потребовалось? – эхом откликнулся Рейн. – Я стал инквизитором, научился убивать и пытать, но это не назвать достоинством, да?

Слова отца звучали как приговор:

– Ты до сих пор слушаешь его. Видимо, я должен был выбрать другое наказание.

Рейн поднялся, отец встал следом. Взгляд карих глаз сделался тяжелым, хлестким. Казалось, он того и гляди достанет розги и ударит – как раньше, когда маленький Рейн смел сказать слишком много или слишком громко.

– Хватит молчать! – голос Аста звенел, а сам он вытянулся как струна. – Даже с ошибками жизнь остаётся ценной, защищай ее.

– Отец, – Рейн говорил настойчиво и прямо смотрел на отца. – Я знаю, что делаю. Я хочу вернуть все, что было раньше, не меньше твоего. Ты говоришь, что демон будет подталкивать меня на убийства и ложь, но это моя работа. Или ты не знал, чем занимаются практики? Да, я не гожусь на большее, и это моя вина, о ней я не могу забыть, но я вырвусь, обещаю.

Отец покачал головой:

– Не вырвешься. Ты затягиваешь нас все глубже в болото. Даже убийца может быть достойным человеком, если он служит обществу, но тебе плевать, ради чего служить – тебе важны лишь слова демона. Ты заигрался, Рейн. Ты уходишь все дальше к Ашу.

– Он бы поняли нас лучше тебя, – с горечью отозвался Аст.

– Я знаю, что делаю, – повторил Рейн.

– Именем Яра прошу, хватит. Я устал, я больше не могу. Кай связался с Детьми Аша, его убили. Ты хочешь пойти следом? Ну что я сделал не так? Почему вы выросли такими? Я отказался от всего – этого оказалось мало, чтобы изменить тебя, так что еще нужно тебе, Рейн, чтобы перестать слушать демона?

Отец тяжело опустился на стол. Рейн заметил, что седины у него стало больше, потеряла прежнюю горделивость осанка. Все это было из-за него.

Нутром Рейн понимал, но боялся признать, а теперь услышал – в решении отца была не слепая вера, а расчет: понимая свое будущее, ради шанса для сына он согласился отдать все. Тяжесть греха и долгов легла на спину плетьми.

– Ты уже все сделал, теперь мой черед. Я знаю, что делаю. Ты увидишь, – слова прозвучали громко, с вызовом, как клятва.

Рейн ушел в свою комнату – чулан с голыми стенами, без окон. Прижавшись спиной к двери, он сказал Асту:

– Не молчи, я не справлюсь. С тобой я сильнее, чем в одиночку. Плевать, что говорит Церковь. У нас будет своя правда.

Все было по-прежнему: дом покрывала красная черепица, во дворе рос огромный дуб, а решетка на балконе комнаты Рейна переплеталась в знакомом узоре. Он вглядывался в родные стены как пьяница в вожделенную бутылку и все не мог уйти. Кому теперь принадлежал дом его детства?

Особняк Нола Я-Эльмона находился на знакомый улице, и, придя сюда, Рейн не мог не остановиться перед старым семейным домом. Воспоминания захватили с новой силой: он снова чувствовал себя мальчишкой, который бежит из школы, с кухни уже доносятся запахи приготовленного обеда, мать в гостиной играет на стареньком пианино, а верная Агна сидит рядом и вяжет.

Бросив последний взгляд, Рейн направился дальше по улице. Дом главы Церкви был похож одним: во дворе тоже рос дуб, но отличалось остальное, и сам он был не просто особняком, а настоящим дворцом в окружении огней.

Разница между Церковью и Инквизицией была видна уже на подступах к нему. По одну сторону встали паромобили – в новенькой технике инквизиторы не отказывали себе никогда, а по другую – запряженные лошадьми кареты. Это церковники держались старых традиций и никак не хотели поменять их на прогресс. Между людьми была такая же разница: заветы велели служителям одеваться скромно, но внешняя простота состояла из дорогих тканей и украшений, инквизиторы же носили одежду точно в соответствии со своими вкусами и представляли довольно пеструю толпу.