Черный барин - страница 2
Лишь только в летнем саду царила подлинная благодать: куда ни ступи – трава-мурава, цветы и запах нектара, и вдоль забора много-много разросшихся кустов шиповника и дичающих плетистых роз, а вокруг них бесконечной каруселью кружились пчёлы. Изредка на утренней заре девочка собирала в саду разноцветные бутоны, сушила их на подоконнике, а после розовые и белые лепестки раскладывала среди книг и нарядов, и в её комнате круглый год стоял густой розовый дух. Но кроме роз и шиповника, так обожаемого работящими пчёлами, девочка особенно примечала долговязую грушу с золотыми плодами, что росла в самом углу сада, возле дряхлой загородки со множеством проломов. В эти лазейки частенько захаживали соседские коты и бродячие собаки, а в сумерках, когда без фонаря уже не выйдешь, в поисках слизняков заявлялся, недовольно фырча, ёжик. А ещё изредка в садик прилетал старый ворон и в одиночестве устраивал ночёвки на заветной груше, пугая тётушку и девочку своим видом и неприятным карканьем.
– Купава, иди выгони противную птицу, – настаивала тётя, – а то ещё накаркает что-нибудь плохое.
– Тётушка, жалко ворона, пусть передохнёт: наверно, нелегко весь день напролёт махать крыльями.
– Ладно, пускай перья почистит, но тебе, милочка, не надо всех жалеть, а то в жизни слишком добрым тяжело: всяк захочет взвалить на тебя свою ношу.
– А мне моё сердце подсказывает, что надобно, тёт ушка.
Как-то раз Купава, придя с плетёной корзинкой в садик собирать груши, повстречала большого лобастого волка, видимо, пришедшего без спроса полакомиться сладкими плодами со стародавней груши. В ужасе девочка удрала домой с криками:
– Тётушка-тётушка, а у нас в саду страшный волк!
–Лю?[1]
– Уи, да-да!
– Ну погоди, разбойник!
Смелая дама с громким криком «Ату его, ату!» выскочила из дома, прихватив с собой первое, что попало под руку, – метлу. Но лесного гостя уже давно и след простыл. Пойди-ка найди серого, ведь сразу за заборчиком шёл крутой, заросший кустами откос, внизу шумела речушка, вечно спешившая в полноводную Оку, а дальше за ней начинался тот самый тёмный лес, тянувшийся на север на десятки вёрст, – раздолье для зубастых волков.
Груша, росшая в саду, казалась с первого взгляда самой обыкновенной, но каждое лето обильный урожай приносил семье изрядный доход. Ни для кого не секрет, что в наших северных краях хорошие фрукты – большая редкость, потому нежные плоды живо раскупались на здешнем торге. Хозяйка и Купава как могли берегли чудо-кормилицу. Её ветви клонились до земли под тяжестью плодов, от которых во многом зависела их жизнь в течение целого года. Что уж там говорить, даже её появление в саду обросло семейным преданием.
– Это дерево непростое, оно из села, что раскинулось над Окой, на дальнем тульском берегу. Саженцы таких замечательных груш якобы когда-то преподнёс тамошнему графу французский посланник при дворе императора Петра Первого! – рассказала тётушка любознательной племяннице. – В наш сад деревце привёз твой прадедушка и посулил, что оно долго-предолго будет кормить и оберегать нашу семью, и его слова сбылись. Посуди сама, у соседей полным-полно яблок и вишен, тем более слив, а вот с грушами – беда: вымерзают в морозы; правда, кой у кого растёт мелкая дуля да бессемянка, вот и всё. Вот сладкие плоды из нашего сада и раскупаются на торге за звонкое серебро!
– Будем, тётушка, беречь нашу грушеньку как зеницу ока и ухаживать за нею!