Черный барин - страница 5

Чёрный барин вдруг резко оглянулся, словно ожидал увидеть за спиной толпу преследователей с осиновыми кольями. Водянистыми глазами из-под лохматых бровей он дико посмотрел на едва плетущихся за ним двух девиц и тотчас протянул к ним руки, словно намеревался их немедля изловить и заключить в смертельные объятья.

– Ма-а-амочка, – застонала Мария.

Странный незнакомец вдобавок утробно захохотал во весь голос и, не разбирая дороги, прямо по куртинам конского щавеля и щербака[4] направился к ним. Ворон с треском сорвался с ветки, и мрачная тень птицы скользнула перед барышнями, а следом с дерева, словно град, на них посылались шишки! Светлана, привычно шагавшая первой, побелела как мел. Тут же на них навалилась физически ощутимая гробовая тишина. Беззвучно, словно рыба, вынесенная на берег волной, она хватила тягучего воздуха ртом и без чувств завалилась на руки к подруге, с которой и без того катился градом пот, и сердце трусило так сильно, что она его явственно слышала. Так, бывало, её беспокоил молот кузнеца в дальнем проулке.

Маша, едва поймав падающую подругу, застыла. Секунды шли, и барышня, походившая скорее на мертвеца, чем на живого человека, стала оседать на неверных ногах прямо в траву. Ко всему прочему к испугу и чувству близкой смерти добавилось то, что она ещё и задыхалась: воздух встал комом в горле. Ей осталось только поскорее захлопнуть веки, не желая лицезреть перед собой бледные и длинные пальцы Чёрного барина с грязно-лимонными ногтями. И последнее, что девица почувствовала на губах, – тёплую и едва солоноватую кровь…

Как-то в августе на рассвете Купава вышла в накидке к любимой груше, чтобы набрать поспевших плодов и сразу отправиться на рынок. Со стороны речки тянуло прохладой, капельки росы блестели на траве и листьях в лучах восходящего светила, чудом пробивавшегося через молочную пелену. Вот только верхушка старой груши едва-едва золотилась в рассветных лучах, ещё робких и слабых. Навстречу Купаве из тумана вышел матёрый волк с лукошком в зубах, в котором лежали их груши.

Нежданное явление зубастого воришки сильно разозлило девушку, и она смело крикнула:

– Верни наши груши, серый разбойник!

Но волк, как водится, не отозвался, а стремглав бросился бежать. Следом за ним поспешила и Купава. Она проскочила лазейку в заборе и, сбежав с откоса, помчалась за воришкой. Вскоре они миновали речку и лужок, и тут началась та самая дубрава. Они неслись дальше среди деревьев, и ветки хлестали девушку, пока Купава не выскочила на заросшую чертополохом и крапивой поляну, на которой стоял двухэтажный деревянный дом с высокими колоннами из мачтовых сосен под небольшим портиком. Видимо, когда-то давно усадьба знавала и лучшие времена, ещё кое-где виднелись под фронтонами и окнами следы давней роскоши – остатки побелки и покраски. Подле дома оказалось некошено, но в разные стороны от него расходились едва приметные тропки…

Волк привычно проскочил в чуть приоткрытую дверь. Купава не решилась вот так запросто зайти в чужую обитель, пускай, по всей видимости, и заброшенную, но от которой за версту несло потаённой опасностью, страшной и непонятной.

«Где я? Что это за мрачная усадьба в тёмном лесу? Что за странный волк с корзинкой в зубах? Явно он нёс груши кому-то, но кому? Кто здесь может жить или даже скрываться от властей и людей? А вдруг тот самый душегуб-кровопиец, о котором все, от мала до велика, говорят в городе? Но это не старое кладбище, где он прячется…» – подумала Купава и пожалела, что так необдуманно бросилась за зверем. Со страхом она закрутила головой, высматривая помощь. Но вскоре припомнила, что в городке в последнее время не слышала никаких разговоров о беглых солдатах или крестьянах, тем более о разбойниках, давным-давно промышлявших с кистенями на лесных дорогах вдоль Оки…