Черный барин - страница 3

– Непременно, милая. Мне ещё надо тебя поставить на ноги и замуж выдать.

Мария Петровна в такие минуты тяжело вздыхала, и её глаза в какой уже раз наполнялись слезами. Купава обнимала тётушку и обещала:

– Я непременно возьмусь учить детей грамоте и тем заработаю нам на хлеб, а груша будет мне помощницей.

–Вот и славно, что ты никогда не опускаешь руки,– дё бра э ля сантэ фон лё повр эзэ[2].

Кроме школы и ежедневных дел по хозяйству Купава, как все образованные девушки, любила читать романы, а ещё изредка приносила в свою светёлку томики французских и германских писателей и поэтов, что давали подруги из состоятельных семей. Как-то во время рождественских каникул в крохотной библиотеке, на самой дальней полке, в пыли, Купава выискала зачитанную книгу народных сказок и среди других для развлечения прочла старую знакомую волшебную сказочку об Иване-царевиче, жар-птице и сером волке. Припомнила тут же девочка свою нечаянную встречу с лесным разбойником около заветной груши и с тех пор стала ещё больше присматривать за заросшим уголком в саду, несмотря на то, что времена насмешливых сказок и небылиц давным-давно миновали, и она об этом, несомненно, знала.

Две юные барышни ближе к вечеру возвращались в город с прогулки по старой дороге, идущей вдоль речки, время от времени укрываясь от послеобеденного жара под старыми вётлами. Не спеша они брели мимо берёзовых рощиц: то кидали камешки в глубокие омуты, то подолгу стояли напротив живописных обрывов. Иногда облака скрывали солнце, поднимался ветер, становилось свежо, и девушки складывали свои зонтики, что укрывали их от зноя. Кое-где на лугу, пользуясь сухой погодой, крестьяне ворошили сено и пряный запах высушенного разнотравья разносился во все стороны. Изредка мимо проезжали телеги, гремя колёсами и поднимая пыль.

Барышни миновали пригородное сельцо с дюжиной крестьянских дворов, прошли мимо мельницы и решили срезать путь домой, пройдя по окрайне старого городского кладбища.

– Тебе не боязно, Светлана? Может, лучше по дороге пойдём? К ужину всё равно успеем. Моя няня всегда говорила, что на погосте ближе к закату, от греха подальше, лучше не показываться, – спросила Маша и посмотрела на подругу.

– Мы с тобой уже взрослые барышни, ко мне вон скоро зашлют сватов, и негоже нам всего бояться, будто чадам малым. Всё это – глупые сказки для малышей.

– Смелая ты, Светлана, как доктор Фауст.

Они вошли на погост через пролом в старой кладбищенской ограде и, оглядевшись, принялись пробираться по едва заметной в густо растущей траве дорожке. Время от времени девицы поглядывали на стародавние склепы и покосившиеся кресты на затянутых хвощом и мятликом могилах. Вечный спутник сих печальных мест – ворон – время от времени каркал где-то в кронах старых лип, таясь, вероятно, от непривычного вида румяных гостей, не столь частых посетителей на заросшем некрополе.

Ветер стих, и если не считать время от времени нудного карканья, то тишина была мёртвая, только едва-едва под ногами стрекотали кузнечики да над цветками золотарника привычно жужжали осы. Вокруг девушек не было ни души. Пугливая Маша, ни с того ни с сего припомнив страшные былички о заложных покойниках, чьи души не нашли успокоения и до сих пор бродят в таких заповедных местах, принялась боязливо оглядываться (о них, бывало, долгими зимними вечерами на святки сказывала старая нянька). И, спотыкаясь, брела, не отводя глаз от молчаливых захоронений, большей частью поросших разнотравьем. Нагнав на себя столько страха, что аж перехватывало дыхание, девица уставилась на подружку – Светлана как ни в чём не бывало шла впереди, бесстрашно пробираясь через заросли травы.