Герцог с недоверием взглянул на королеву-мать, то ли догадываясь, а быть может зная наверняка, что всё сказанное ею, не вызывает доверия даже у неё самой
— Если всё так, как вы говорите, Ваше Величество, он и впрямь дьявол.
— Поверьте, любезный герцог, всё обстоит именно так, именно дьяволу под силу обуздать наших многочисленных врагов. Разве я когда-нибудь ошибалась?
«Именно это меня и пугает» — подумал д'Эпернон, произнеся вслух:
— Что ж, Мадам, действительно, я не имею оснований усомниться в ваших словах, остается лишь уповать на вашего кардинала.
— Именно, именно моего кардинала! Я надеюсь ни у кого не вызывает сомнений, что кардинальскую шапку, мессир Ришелье добыл не без моей помощи?!
Герцог, прикрыв глаза, приклонил голову, что означало, как могло показаться, согласие и смирение.
— Но при всем этом…
Произнес он шепотом.
— … «Красный герцог» невероятно хитер и коварен, а это, смею заметить, весьма опасные качества для вассала. Он из тех злейших союзников, с которыми следует держать ухо востро. Я бы, всё же, счел опрометчивостью доверие, распространяющееся на этого господина.
— Никто не говорит о доверии, нам лишь следует воспользоваться сложившимися при Дворе отношениями меж ним и нашими недругами: королевой Анной, принцем Конде, а так же колеблющимися Орлеаном, Вандомами и Суассоном, которые ненавидят Ришелье и считают нетерпимым врагом.
— Мне кажется, Ваше Величество, не менее опасным возрастающее влияние кардинала на Его Величество, а так же непримиримость Ришелье в отношении Испании, нашей вернейшей союзницы. Следует если не убедить его, то заставить с должным терпением и уважением относиться к преобладанию Габсбургов в Старом Свете, дабы не накликать беды на благословенную Францию. Мне достоверно известно, что высшее дворянство, не удовлетворенное политикой нашего Первого министра учинило заговор, рискующий при поддержке Испании перерасти в мятеж, а затем в войну.
Слова герцога, повергли в изумление королеву мать.
— И кто же возглавляет сие рискованное предприятие?
— Ну, что вы, Мадам, если бы я мог, хотя бы догадываться.
При этих словах, д'Эпернон извлек из рукава сложенный вдвое лист бумаги и незаметно, будто опасаясь чьих то, посторонних глаз и ушей, вручил его королеве. С недоумением взглянув на герцога, флорентийка, помедлив, прочла послание.
ПИСЬМО: «Ваша Светлость, считаю своим долгом сообщить, что заговор, набирающий стремительности при французском Дворе, и имеющий все основания перерасти в мятеж, учинён под покровительством Её Величества королевы Анны Австрийской. Навечно ваш друг»
— «Кто написал сие?»
Сморщившись, будто прикоснувшись к вымазанному в нечистотах посланию, произнесла Мария Медичи.
— Мне доподлинно неизвестно, но…
— Говорите же, герцог!
В нетерпении воскликнула королева.
— Письмо попало ко мне довольно странным образом! Установить, кто его подбросил, не представляется возможным. А что касается автора, то слышал лишь, что сей герб, из четырех мечей образующих крест, в дубовом венке, что стоит вместо подписи, знак Черного графа.
Медичи, задумчиво кивая головой, произнесла:
— Я наслышана об этом человеке, но никак не могла предположить, что он окажется на нашей стороне.
— Это приведение Мадам, никто не видел его, и не знает о нем, ровным счетом ничего, и уж тем более, не может предположить, на чьей стороне он окажется. Несомненно, рискованно доверять такому влиятельному и таинственному господину, но в то же время…
