– Я уезжаю на несколько дней. Не хочу оставлять бумаги в доме, пока меня не будет. Уничтожать тоже не собираюсь. Может, однажды я это опубликую – закончу и опубликую. Если достанет отваги.
– Это ваша автобиография?
– Конечно, – с едкой усмешкой подтвердил Джеральд. – Я даже имен не менял. – И тут же добавил: – Это роман, то ли начало, то ли конец, пока не знаю. И «он» здесь – не он, и «она» – не она, «они» – не они. Ясно? Главное, чтобы рукопись не валялась тут без меня. Пригласив вас сюда, после того как мы познакомились в как-бишь-его…
– В Хэй-он-Вай.
– Именно. Пригласив вас, я подумал – вот кого надо попросить. Кого же еще?
– Хотелось бы знать, почему вы не положите рукопись в банк на хранение?
– Вам хотелось бы знать, вот как? Если не можете взять рукопись и хранить, как я вас прошу, скажите сразу. Поручу ее мисс Бетти или сожгу. Пожалуй, правильнее всего будет сжечь.
– Бога ради, и не думайте! – всполошился Титус. – Я возьму ее на хранение. Как ее потом вернуть? И когда?
Джеральд собрал страницы, подержал стопку на весу. Под бумагами на столе лежал заранее заготовленный бандерольный конверт с адресом Джеральда Кэндлесса, Ланди-Вью-Хаус, Гонтон, Северный Девон, с маркой за полтора фунта.
– Вы хотите… хотите, чтобы я… вы не против, если я… прочту?
Громкий хохот, который приветствовал эту просьбу, этот здоровый утробный рев так не вязался с подрагивающими руками:
– Придется повозиться. Я печатаю отвратительно. Можете упаковать в это.
«Это» оказалось дешевой пластиковой папкой, в каких на конференциях раздают брошюры и расписание. Титус Ромни охотней умер бы, чем показался с такой папкой на людях. К счастью, нести недалеко – только до отеля. Джулия дожидалась мужа в гостиной, без особого успеха поддерживая беседу с женой Джеральда. Имя ее Титус успел позабыть и вспоминать не собирался – половина четвертого, им так и так пора уходить. Дочери куда-то исчезли.
– Я провожу вас до гостиницы, – предложил Джеральд. – Мне велено гулять каждый день. Понемногу.
Джулия изливалась в благодарностях – как всегда, когда уже не чаяла вырваться из гостей:
– До свидания, большое вам спасибо, все было просто прекрасно. Чудесный ланч.
– Отдохните хорошенько, – пожелала ей жена Джеральда.
Они прошли через сад. Титус прижимал к себе папку, Джулия бросала на него любопытные взгляды. Сад заканчивался ярдах в десяти от оконечности мыса, дальше через ворота можно было выйти на тропинку, с которой открывался вид на весь берег и парковку, забитую машинами и трейлерами. На пляже людно, многие уже купаются. Джулия где-то наткнулась на описание этого пляжа – дескать, лучшее место английского побережья, самый длинный пляж, семь миль протяженностью, чистейший песок. Безопасный к тому же – отлив отступал от берега на полмили, а потом неторопливо, кротко возвращался на плоское, почти без выступов, песчаное дно. Не море, а мелкое, теплое озеро. Спокойное, без волн, насыщенно синее, как сапфир.
– Наверное, вы очень любите эти места, – попыталась подольститься к писателю Джулия.
Тот не ответил. Титус спросил, не утомляет ли его прогулка. Судя по словам Джеральда, ему не слишком нравилось это занятие.
– Я вообще не люблю физические нагрузки. Только сумасшедшим нравится ходить пешком. Разумные люди изобрели автомобиль.
К тропинке выходили ворота с надписью «Отель «Дюны». Вход только для постояльцев». Джеральд отворил ворота и отступил в сторону, пропуская Джулию. Гостиница из красного кирпича, с белыми оконными рамами, с множеством флигелей, построенная в эдвардианском стиле, тянулась чуть выше по склону холма у них над головой. За столиками уже пили чай. В бассейне, полускрытом плетеной изгородью, плескались дети.
