– Возможно, знала? – Внёс поправку Эльдар.
– В смысле… Ах, понял… – Старик странно отреагировал на вопрос, и тут же ответил: – Она всё ещё жива, ей девяносто четыре, и до сих пор помнит тот случай у реки… Да и причину тоже. Единственное, не желает она признавать, что я жизнью не собирался кончать. Говорит мне, наверное, с самого рождения и по сей день: «В могилу меня сведёшь..!». Раньше не смешно было – сейчас, сами понимаете…
Эльдар улыбнулся подмеченному сарказму.
– Ну, а на самом деле меня решили утопить… Помимо того, что мать меня упрекала, она ещё и прощения постоянно просила за свою невнимательность… Так как я противником её (тому) браку был, (а он таки состоялся), отчим на меня зуб заточил.
– А бабка причём? – Не унимался Эльдар.
Старик посмотрел глазами осуждающего человека.
– Нет, ну ты что совсем ничего не понял..? Он хозяйство на себя решил взять…
– Так вам было, где-то двадцать пять лет, вы, что с хозяйством справиться не могли..?
– Какие двадцать пять? – Взгляд старика, словно, затерялся за ширмой прошлого.
– Если вы говорите, что были таким как я…
– Не говорил! – Возмутился старик.
– Как же? Вы так и выразились: «…молод был, как ты»… то есть я.
– И…
– Что и..? Вы так сказали..!
– Ты меня не путай… У меня память феноменальная…
«Ох, он даже такое слово знает…» – Удивился Эльдар, а понимая, что ничего «феноменального» нет, как и смысла спорить, решил изогнуться:
– Хорошо. Видимо я что-то вообразил.
– То-то… На чём я остановился…?
– Хозяйство на себя решил взять… – Помог Эльдар феноменальной памяти…
– Да. Я же тогда мал был…
– Ага…
Старик острым взглядом оглядел Эльдара, бросив глаз на брезент, вздохнул.
– Одной ночью я проснулся от ужасного неудобства и сильной тряски. Открыл глаза в полной темноте – думал: ослеп. А ощутив неподвижность – понял, что связан по рукам и ногам, и не просто, а в мешке. Также был перевязан рот, поэтому оставалось только мычать. Кто-то огрел меня по спине, – значит лучше лежать молча…, но я замычал пуще. Удары посыпались один за другим… Я слышал, как скрипели колёса телеги, фыркала лошадь (причём наша), трещали сверчки, как колотилось моё сердце. Проехав же ещё немного, остановились. Никто не сказав ни слова, ни полслова стянули меня с телеги, взвалили на чью-то спину, и зашагали неизвестно куда. Там повязали на ноги верёвку, и подвесили вниз головой. Потом стали опускать, всё ниже и ниже, пока не намокла голова. Меньше было бы проблем, если б не мешок, – даже вытаскивая голову из воды, я задыхался. Вокруг лишь сверчки и всплеск воды – люди молчали (до сих пор не знаю, сколько их тогда было). Я же, как не старался, потерял сознание.
Очнулся я на берегу. Рядом со мной отчим сидел, в стороне мать разговаривала с дедом Матвеем. Голова ужасно болела и пекло ноги, – за них я был подвязан. Я помнил и помню по сей день, как всё было, но не помню то, что мне довелось услышать. Мне рассказали, как я сам повязал на себя камень, и бросился в воду… Не верю я тому. Въелись в мою память глаза отчима, которому не надо было ни в чём мне признаваться, ни о чём меня предупреждать, – я убеждён – это его рук дело…
Старик замолчал, уткнувшись в землю.
– А что с бабкой?
На вопрос старик поднял голову, округлил глаза, и возмутился:
– Вот сдалась тебе моя бабка..! Померла спустя месяц после того – чокнулась окончательно.
– А с отчимом, как потом жили?
– Полгода я жил, будто в рот воды набрав. Мать думала, что я, как бабка – одуреть решил, но я заговорил, когда отчим на войну ушёл. Откуда и не вернулся, в чём и была моя радость. А мать замуж так и не вышла.
