Именно так и подумал Святик: «Наконец…».
Окончание бесконечной ночи можно было сравнить с долгожданной свободой из тюремного заточения. Опять-таки, Святика никогда не заключали, но ощущения его были далеко не из приятных, стоило ему лишь о том подумать, по телу пробегал мороз, и сводило под коленками, наваливалась паника. Ему очень не хотелось бы оказаться на скамье подсудимых, – представляя это, он был уверен, случись так – он неизбежно загремит в тюрьму. Наверное, это очередная фобия, так как в тюрьме он боялся умереть. Если поковыряться в голове хорошенько, Святик мог бы сказать, что проще найти себя сумасшедшим, нежели признать нормальным, глядя на малое количество здравых мыслей. Но возможно такой, как раз, и должна быть норма? Чёрт его знает.
Короче, хорошо, что ночь прошла. На часах – 6:35. Теперь бы домой и в душ. Душ – это самое вожделенное желание. Но наступил ли конец неожиданностям, – Святику оставалось лишь предполагать.
В дверь постучали.
Шею понемногу боль отпускала.
Правому глазу что-то мешало, – не понимая, что, Святику не удавалось освободиться от назойливой помехи. Стараясь размять залежавшиеся шею и плечи, он медленно и тем, и другим вращал. Каждый раз, когда голова смотрела вправо, что-то мешавшее глазу становилось настырнее…
…в дверь постучали снова…
Святик уже встал из-за стола, ощутив, как его ноги затекли не меньше прочих частей тела. Сделав очередной оборот головой, он заметил нечто длинное и тонкое, зацепившееся ему за волосы, щекоча бровь и глаз, спускаясь на плечо. Ухватив нечто, Святик стянул с себя длинный волос – тёмный и толстый… Он вспомнил вчерашних лошадей, сначала животных, потом костюмированных.
«Конский, что ли..?» – Подумал Святик.
Стук в дверь раздался опять.
– Да, иду… – Занервничал Святик, отвечая, а встав, кинул волос на стол.
– Вы всё ещё в кальсонах или можно войти..? – Прозвучал женский голос, заставив Святика растеряться и осмотреть свою внешность.
«Ну, мои штаны, в принципе, явно приличными не назовёшь…» – осудил мысленно свой туалет Святик. А не найдясь с неоспоримым ответом, просто сказал: «Входите…», распахнув настежь дверь. Тут же взъерепенился кот, поднялся странно на задние лапы, и быстро ушёл прочь. Кот, наверняка, проспал всю ночь под дверью. И на пороге этой же двери стояла Любовь Герасимовна.
Святик смутился.
А ведь голос именно тот, что прозвучал днём раньше в телефоне. Как так? – Оставалось лишь подумать.
Святик поднял левую руку, затем за ней – правую. Разводя свои конечности, скорчив по-идиотски пальцы, не понимая, что делает, он ляпнул вопросом, точно, лошадь на землю из-под хвоста:
– Вы, что, того..?
Осознавая свою реплику уже на многоточии, Святик поспешил исправиться:
– На самом деле?… – Но и тут видя неудачу в ретировке, добавил: «Ну…» – чем окончательно растерзав себя, как филолога, решил молчать.
Пауза затянулась. Любовь Герасимовна вдруг стала улыбаться, отчего у Святика запекли щёки и уши, и странно забилось сердце, вскипятив кровь в животе… Таких ощущений он не переживал никогда.
За окном послышался крик кота, Любовь Герасимовна озабочено посмотрела вокруг себя, а одновременно с ней из-за её спины показалась «золотая» голова Елисея, его брови образовали «крышу» над округлёнными глазами. Он глянул на бабушку, тут же побежав на улицу.
Вызванные ощущение – незнакомые для Святика, – исчезли вместе с умчавшимся прочь Елисеем, лопнули, скорее, как мыльный пузырь, где-то внутри заставив вздрогнуть.
