Чертополох. Излом - страница 42

– Туман!.. Прекрати!.. Фу, я сказал! – отбиться одной рукой от желающего выразить свою радость пса было непросто. Тот же, в свою очередь, так воодушевлённо сопел, умывая хозяина языком, что Олдер невольно рассмеялся. Когда же пёс немного успокоился и, в последний раз лизнув мальчишку, с довольным ворчанием улегся подле него на кровати, тот, повернув голову, увидел устроившегося на табурете Дариена, который с лёгкой улыбкой наблюдал за радостной встречей. Олдер огладил широкий лоб прикорнувшего возле него пса.

– Как тебе удалось притащить сюда Тумана, Дари?

Улыбка брата после этого вопроса стала чуть явственнее:

– Легко. Тем более что и Ридо особо не возражал. Туман, чувствуя, что с тобою неладно, выл всю прошедшую ночь, а сегодня с утра отказался от пищи.

Олдер, услышав такую новость, сразу же нахмурился.

– Из твоих рук он бы поел, Дари, а теперь влетит и тебе, и Ридо – ты же знаешь, что Тумана запрещено приводить в дом…

Это была правда – хотя в собаке не было ни капли полагающейся ему по породе злобности, служанки и в особенности хозяйка боялись выросшего размером с доброго телка грандомского чудовища. Именно поэтому Туман обретался исключительно на псарне – братьям было разрешено брать его на прогулки по окрестностям, но приводить в дом строжайше запрещалось. Гирмару женские истерики были совершенно ни к чему.

Но Дари на вполне резонное возражение Олдера лишь слегка качнул головой и сказал:

– Для Ридо в жизни нет ничего важнее, чем благополучие его собак, а для меня главное – что ты больше не киснешь. Так что влетит мне или нет, Тумана я буду приводить к тебе столько, сколько понадобится.

Услышавший ответ брата Олдер вновь откинулся на подушки, ведь после слов Дариена недавние горькие переживания навались на него с новой силой. Помолчав немного, Олдер глухо заметил:

– Не стоит, Дари… Я ведь не смогу сказать отцу, что в истории с седлом замешана моя мать, а значит, предам тебя.

Ответом Олдеру было молчание, но потом Дари, встав со своего места, подошёл к брату и, положив ему руку на здоровое плечо, сказал:

– Вовсе нет, Олдер… Если бы моя мать так поступила, я бы тоже ничего не смог рассказать отцу…

Так с этого дня и повелось – Дариен был подле брата неотлучно, всеми правдами и неправдами стараясь его развлечь. Он даже смог выпросить у Гирмара разрешение приводить к Олдеру Тумана. Отец вначале посчитал эту просьбу обычной блажью, но Дариен, получив отказ, не промолчал, как обычно, а с несвойственным ему прежде жаром пустился в объяснения, зачем это нужно, и Гирмар, пораженный неожиданной настойчивостью своего побочного отпрыска, уступил. Теперь служанки могли лишь опасливо коситься на Дариена, который, идя по коридору, с трудом удерживал рвущегося вперед пса за широкий, покрытый медными бляхами ошейник.

Что же до Олинии, то она с того рокового дня почти не покидала своих комнат. Тот же доктор, что занимался переломами Олдера, позже осмотрел и его мать. Лекарь назвал её срыв типичным для женщин такого возраста и рекомендовал успокаивающие травы вкупе с покоем. Олиния ему не перечила – в своих комнатах она спасалась и от обвиняющего взгляда сына, и от лицезрения теперь еще более люто ненавидимого ею Дариена. Ей было невыносимого смотреть на здорового и полного сил мальчишку – ублюдок вывернулся из подстроенной ловушки, словно змея, и теперь разгуливает по дому как ни в чём не бывало, в то время как её сын лежит искалеченный… Это было просто чудовищно несправедливо!.. И Олиния, спрятавшись в привычном уюте среди милых сердцу безделушек, тихо лелеяла растущую в душе ненависть и мечтала о возмездии, тем более что ставший её послушным орудием учитель мальчиков не попал под подозрение и по-прежнему находился в имении.