Четвёртая ноосфера - страница 19



Никто; чужие люди, взрослые, мужчина и женщина средних лет, старше меня раза в три; может, даже старше моих родителей. Хотя выглядят молодо. Или просто ведут себя так. Улыбаются, смеются, шепчут на ушко, склоняют головы друг другу на плечо и рисуют пальцами воздушные фигуры, видимые им одним.

– Здравствуйте, – зачем-то говорю вслух, хотя специально отошёл к фонарю, чтоб не заметили. Даже улыбку напялил, идиот. Сейчас опомнятся, начнут орать, что я довёл их сына до боли в ягодицах или дочь до боли в других местах… да никого я не доводил, сами за своими детьми следите, а мне вообще…

– Здравствуй, – молвит женщина нежным контральто. – Как дела? Ты один гуляешь?

– Я? Ага. Да. Один.

– Как мама с папой?

– Ничего, нормально. Спасибо.

– Всё в порядке? Ты какой-то грустный.

Да нет, не грустный я. Я удивлённый. Они смотрят на меня как на любимого племянника, не размыкая объятий, и я, глядя на них, волей-неволей вижу вестников из страны вечного счастья и весны. И по ходу дела замечаю, что у мужчины синяк на подбородке и чуть выше, под скулой, а у женщины рассечена бровь и нехорошая ссадина на щеке. Однако же!

– Кого-то ищешь? – спрашивает кавалер.

– Я? Я нет, я просто… всё в порядке.

– Пошли с нами? Чайку попьём.

– М… нет, спасибо.

– Ну ладно. Будь осторожен.

И вот стою я на дороге и провожаю взглядом теперь уже спины счастливых людей. И начинаю соображать. Хотя соображается туго, слишком красиво они удаляются, слишком эффектно ложатся волосы на ветер, а пальцы – на талию. Только шаги отдают угасающей хромотой. Кто же их так? Если я вчера со стольких-то метров шандарахнулся, а у меня почти все ссадины зажили, то что же с ними? Неужели Белышев увлёкся тотальным кыплыком? Ему же за это полный пылкэтык! Всё-таки что за пара? Сейчас, сейчас…

Кожины. «Любимчики» моих родителей. Тьфу-ты! Или не они? Что-то не похожи на несчастных супругов. Конечно, после ссор у людей обычно принято мириться, но не до такого же прямо блаженства? Может, какие-то плюшки себе установили? Успокоительное. Предки говорят, что семейка не бедствует.

Гырголвагыргын, меня ноха за идиота держит?! Ромео и Джульетта Потрёпанные; конечно, прядь вашу, будем вместе в горе и в радости и умрём в один день, и в одном кадре одмины унесут нас в чертоги Цхода, тьфу! Вот и верь, что с возрастом ума прибавляется. Полижетесь месяц, а потом очнётесь и будете грызть друг друга, дубль двадцать, баран и старые ворота. Да чтоб вас…

…Красивые. Красивые, несмотря на ссадины и синяки. И он, и она. Усы у него великолепны. А у неё руки красивые, чем-то неуловимо. А ещё скулы. И волосы. И… Слушайте, а у вас не завалялось лишней дочки репродуктивного возраста? А лучше сразу двух!


«…Нервные клетки наращивают связи, только если постоянно загружать их новой работой, новыми слагаемыми гармонии и красоты, – лопочет уютно одетая личность, смахивающая на ротана. – Наши инициативы впервые в истории идут в русле принципов Ордена одминов и даже опережают их. Повышая ёмкость наших нервов, мы оживляем экономику и инвестируем в будущее всего человечества…»

Отрываю руку от фонарного столба.

«…Обновление оптических поверхностей раз в месяц не отвечает потребностям мозга в новых впечатлениях, и нам удалось добиться сокращения этого интервала не только в общих чертах, но и по существу, причём в наиболее радикальном варианте…»

Гырголвагыргын, да уберитесь вы из моей головы! Отворачиваюсь. Так-то лучше. Зрительный контекст. Фонарь исчезает из виду вместе со своей информационной соплёй. На самом деле как раз одмины и запретили городу «следовать в русле» чаще, чем раз в сутки. Даже выносили это самое… ну это… интересно, мне сейчас фонарь мешает вспоминать? Или я сам разленился?