– А Гете?
– Великий Иоганн Вольфганг…
– Грандиозный.
– Возможно, его произведения сегодня можно было бы играть иначе, – ответил Савич.
– Автор текста в «Bayerische Kurier» не раз процитировал его оценки Шекспира как драматурга.
– Я отношусь к Гете с исключительным уважением, что вам, вероятно, очень хорошо известно, но полагаю, что его отношение к драматическим произведениям Шекспира вызвано личными, следует признать, неудачными режиссерскими попытками, – объяснился Савич.
– Меня больше всего раздражает утверждение театральных критиков, что наш новый подход означает отказ от авангардных течений в современном немецком театре.
– «Вершиной в искусстве является создание нового, которое изменяет облик уже увиденного», вот что должно стать путеводной звездой. Конечно, вера в зрителя – великая сила, гости театра обладают достаточным умом и воображением, чтобы придумать, поверить в наполненность пустот, а не в простой логический порядок действий.
– Что вы имеете в виду, Иоганн?
– Видите ли, господин директор, пока мы разговариваем с вами, где-то, скажем, в кафе «У черного поросенка» развивается совсем иной разговор. Говорят совсем иные люди, но на ту же тему: «Король Лир» в Дворцовом королевском и национальном театре Мюнхена. Пьеса не требует формализма, раз и навсегда установленного развития действия, которое устраивает нас. Пьеса отказывается от него, совсем как живое существо, сопротивляется, жаждет оригинальности, самостоятельности.
– Господин Савич, я не уверен, что правильно понимаю вас, – произнес фон Перфаль.
Но Савич ничего не слышал. Немезида предала его. Новая идея была для него безграничным миром, без конца и края.
– Может, в Лондоне сейчас разговаривает кто-то третий – или даже ставит пьесу «Король Лир» точно так же, как и в Мюнхене. Кто знает? Может, одного из Лиров, их обожаемого или презираемого короля, изображают негры в Африке. В огромной стране России. В долине Амазонки, в только что зародившихся городах. Мы не знаем, как они осваивают пространство, на каком языке говорят. Может, играют на площади, в джунглях или в песках пустыни под звездами, или в гигантских декорациях. Шекспир дает такую возможность. Немецкий театр сегодня рассматривает Шекспира как классического автора. Причиной тому – время, в котором Шекспир жил и творил. К сожалению, здешние театралы не замечают авангардизма его пьес – в плане не только стиля и действия, но и вневременной универсальности его историй, – почти на одном дыхании выговорился Савич.
– Я беспокоюсь, мой дорогой Иоганн. Знаю, что вам все понятно, но на меня давят, на дирекцию, сотрудников, артистов, на новое в театре, к чему мы стремимся, – директор Королевского придворного и национального театра фон Перфаль говорил тихо, словно не желая, чтобы его услышал еще кто-нибудь.
Йоца Савич смотрел ему в глаза. Фон Перфаль побледнел, он выглядел намного старше своих лет. Усталость отпечаталась на лице. Режиссер Королевского придворного и национального театра по собственному опыту знал, что жизнь директора театра – опасное плавание в море компромиссов, сопровождаемое низменным подчинением, гадкой услужливостью, неконтролируемым гневом, драматичными расставаниями, помпезными примирениями. От первого человека требуют результата, от него ожидают только успеха, и эта борьба с просчетами, посредственностью, обыденщиной, уже сама по себе становится смыслом работы. Мир искусства не знает прощения. Ради успеха люди готовы на все: играют роли, носят маски, ходят на приемы и премьеры, появляются в обществе и в газетах, на разных празднествах, ради лавровых венков пишут стихи, сочиняют музыку, рисуют, и все мечтают об успехе, и все поголовно боятся провалов.
