Четыре месяца темноты - страница 43
– Говорите уже, Фаина Рудольфовна!
Учительница отрицательно покачала головой.
– Чтоб лизать землю! – Каштанов загоготал над собственной шуткой, одновременно кинув остатки ручки в Ергольцеву.
– Ну, ты и придурок. С тобой даже не сидит никто!
– Тихо!
– Вы слышали, как она меня назвала, Фаина Рудольфовна?!
– Ты останешься после урока убирать класс.
– А че я опять?
– Фаина Рудольфовна, можно ответить?!
Фаина с облегчением повернула голову на голос. Но это было не совсем то, что нужно. Руку подняла девочка, которая знала учебник лучше своей учительницы.
– Отвечай, Тамара.
– Может быть, на земле, в которой много соли, ничего не растет?
– Томка, не умничай! – осклабился Каштанов.
Девушка, худая, как спичка, больше похожая на мальчишку, повернулась к нему и сказала твердо и резко:
– Не умничать? Кто-то же должен унять словесный понос, который из тебя хлещет. Посмотри вокруг, малыш – от твоих шуток все хотят выйти погулять.
Класс одобрительно захлопал, кто-то даже присвистнул. Каштанов перестал кривляться и раскрыл рот. По уровню развития в девятом классе он вел себя как семиклассник. Тамара как ни в чем не бывало повернулась к учительнице.
– Прошу прощения. Мы говорили о соли. У меня просто бабушка на даче солью посыпает те места, где не хочет, чтобы сорняки росли.
Фаина Рудольфовна хотела сказать «правильно», но вместо этого почувствовала приступ тошноты. Она позеленела, бросила «прстите» и выбежала из класса.
– Рудольфовне приплохело.
– Заткнись, Каштанов. Ну ты и идиот! – Ергольцева брезгливо бросила в него огрызком его же ручки.
– Сама заткнись.
…Фаина подошла к раковине и начала осторожно смывать растекшуюся тушь. Она надеялась, что в классе не было слышно, как ее тошнило.
В туалете было душно, и она приоткрыла окно. Ей совсем не хотелось возвращаться в шумный класс – она вдруг подумала о том, как беззащитна.
Пожалела себя? Нет. Это что-то другое…
Как это «беззащитна»? Чужие дети вдруг показались ей опасными? После семи лет работы с ними? Нет, ерунда! Да, они опасны, но не для меня. А для кого же тогда?
Вдруг она начала догадываться, как будто пробираясь сквозь пелену, еще боясь признаться себе. Неужели? Сейчас?
Она потрогала пальцами живот и подошла к зеркалу, встала боком, потом другим, но ничего нового не заметила. Закрыла глаза и постаралась почувствовать, одна ли она здесь.
И ей показалось, что есть кто-то еще.
Фаина начала отсчитывать, и получилось, что дитя должно появиться на свет летом. Летом – когда она выспится, когда кожа ее хоть немного загорит, когда она перестанет жаловаться мужу на работу, когда бирюзовые стрекозы на юге начнут танцевать над кронами платанов свои брачные танцы, а на балконе будет сушиться белье. И повсюду будет пахнуть морем.
Ее щеки порозовели. Что, если так?
В любом случае впереди еще четыре месяца темноты, потом холодная, но короткая весна.
«Я выдержу их. Мы выдержим. Вместе».
Ей стало немного легче. Она поправила складки на юбке и пошла на урок.
Озеров
За день до выхода на работу Кирилл попросил своего дублера рассказать подробнее об участниках драки. Видимо, в понимании Фаины Рудольфовны характеристика учеников состояла исключительно в их успеваемости по истории и критерия «опасности или безопасности» общения с родителями. Он позвонил ей, чтобы договориться о встрече в школе, но она решила обсудить все по телефону. Их беседа получилась неимоверно долгой, и Фаина Рудольфовна, кажется, не замечала, что разговор шел за его счет.