Четыре тетради (сборник) - страница 20



– Она такая… Красиво-коричневенькая.

По радио сказали, что Тутанхамон умер в 18 лет.

– А-яй, как жалко, какой молодой! – сказала мама.

Воспитательница:

– Не плачь, жизнь вообще сама по себе штука тяжёлая, страшная, но, к счастью, короткая.

Мальчик перестал плакать.

Ларёк, старая и пьяная продавщица в очках:

– Молодой человек, вы не знаете, как прожить следующие двадцать минут?

И двадцать минут пройдут, и жизнь пройдёт, как следующие двадцать минут.

Я подумал и не ответил.

60 процентов школьников на вопрос «Как вы относитесь к Пушкину и Гоголю?» ответили: я их ненавижу.

Утро белой ночи, девочка в окне, крик в мокрую и свежую пустоту двора:

– Хочу мужика!

Книжка. «Под удовольствием мы понимаем отсутствие умственной и физической боли, а не оргии, пьянство и разврат с женщинами, мальчиками или рыбами».

Моховая, девочка лет семи в яркой красной куртке под руку с чёрной старухой.

– А моя мама умерла, – нараспев сказала девочка.

– Да, – нараспев ответила старуха.

Июньские дни, все уже на дачах, парикмахерская пуста, одна парикмахерша от скуки стрижёт другую.

У канала

Мешки путешествуют по городу и играют прохожими.

Один слетел с набережной, лёг, замер, опустил ухо, слушает. Плохо слышно, ветер? прошелестел и прилёг к самым ногам.

Три писателя

«Вы, цветущие девушки, прыгающие с зелёного неба на синие луга аэродрома от избытка сил и радости, оглянитесь на пройденный путь революции…» – граф А. Толстой, речь на дискуссии о Добычине.

«Превращение воды в китаянку и исчезновение китаянки в воздухе. Феерический аттракцион», – Леонид Добычин, письмо 141, афиша.

«Не забыть написать комментарий к Апокалипсису». Стерн.

Адрес

Ул. Печальная, 1.

Хожу, пою на мотив враждебных вихрей:

– Всё это печальное так изначально, как изначальное это печально!

Эпитафия на лютеранском кладбище

«Zu früh «1831–1874.

Дацан

Монах в оранжевой футболке пускает с каменного балкона мыльные пузыри.

Радужные пузыри летят над улицей Савушкина и лопаются в трамвайном вихре.

Оборотень

Летней ночью на Аничковом мосту, розовая прозрачная кофта, тонкая талия, чёрный лифчик, тонкий профиль.

– Вы такая красивая, что страшно подойти.

– Вам нужны проблемы? – удаляясь.

Голос, как у консервной банки, когда её открывают. Шпротной банки с режущим масляным язычком.

Девочка

Зеленогорск, ЗПКиО, как сказала одна барышня – парк с насморочной аббревиатурой. Девочка ревёт в голос:

– Где я теперь па-а-а-пу возьму?

– У тебя есть бабушка и дедушка.

– Где я па-а-а-апу возьму!

Лахта

Чёрные волны с белыми барашками. Девушка с огромной голой грудью, шатаясь, выходит из них. У бревна парень выжимает лифчик. Песок метёт, забивается в кроссовки и сечёт по ногам.

Перекрёсток

Деревенская улица, мальчик и девочка, он машет палкой, она наклонена к нему, и исчезли в солнце и зелени.

Если бы я не приехал в этот посёлок, не остановился, не спросил дорогу! Зелёная ветка, дачи, заборы, мальчик и девочка, – будет, будет всегда твориться с ними это счастье, этот нерв солнца.

Ещё девочка

Новожилово, лето, дорога, девочка.

– Здравствуй.

– Здравствуйте.

– Как дела?

– Хорошо.

Уходим, догоняет:

– А мама сидит на кровати и пьёт.

Девушка и цыган

Последняя ночь. Наутро табор уходит. Раздирая руки и белое платье, бежала сквозь лес. Поляна, огонь. Лицо в крови, на щеке висит выколотый о сучок глаз.

– А теперь ты мне вовсе не нужна, – засмеялся цыган и ушёл с табором.

Дорога

– Что у тебя в мешке?

– Дым да воздух, воздух и дым.