дни
вырастают из палки,
это необъяснимо;
лежу на каких-то мешках,
может быть, с рисом – по хрупкости, хрумкости, что ли,
в одежде и босиком,
шевелю от задумчивости пальцами ног;
(неверно: не очень-то грязными, просто немытыми, просто
я почему-то не мылся,
из лени, наверное,
вселенской, космической лени,
или других
приятных и добровольных соображений);
(когда получается в рифму – это случайно, это я не нарочно,
так получается);
шевелю пальцами ног
и очень хочется в кино;
и опять же:
не то чтобы очень, а платонически, что ли,
«экзистенциально»,
прости меня, господи! –
но не иду,
а исправляю в уме:
что там? –
сумерки,
дни вырастают из палки, лежу на каких-то мешках, задумчивый, а не печальный.
Бессонница
Меня подняли, как циркача, на стальном канате под купол неба с фальшивыми, вырезанными из фольги, звёздами, и я увидел, как через океан тянется электрический провод, полный человеческих голосов. А что, может быть, больше ничего и нет на земном шаре, и только провод с голосом и лежит на морском дне?
В голову от холодного окна дует, встану на колени, пытаюсь влезть головой в подушку. Книги рядом.
Как они там начинают романы? Посмотреть.
Кто-то дышит рядом с тобой, но в комнате никого нет.
Бросить копьё из Ленинграда в Киев.
Хата под снегом на берегу Днепра.
Остров Голодай, на острове, на пятом этаже десятиэтажного дома, как в каменном бутерброде, спит мальчик.
Если пролететь сквозь огненные камни, можно выпить с той стороны земного шара, в Австралии, холодного лимонада.
Тюбик зубной пасты в стакане полон, а будущее? сколько его?
Можно перекусить железную нитку, – но дальше? – катастрофа языка, возвращение мира в хаос, где уже нет ни автора, ни героев, ни букв, а ждущая девушка – частный случай.
Лечь головой в другую сторону от окна, чтобы не дуло.
Монета, упала на ребро: аверс? реверс? – нет, гурт!
«Накрасилась и ушла провожать подругу…» – «Они победили. Но у них были хвосты, на которых неудобно плясать гопака». – «Когда сумма знаний и наблюдений переполнится, я пинком опрокину корыто».
Четверг – не четверг? вот и дождик. Горестно-горестно! спать, спать, стерпится – слюбится.
Восемь строк
Белый петух
и серебряный нож.
– Ты молился ли, харе рама?
Ночь,
белоснежная лампа.
Только и памяти,
что перо.
Детское сочинение
«Изуми меня, Господи!»
Учитель кунг-фу
– Я всё могу! Я могу вызвать дождь! Смотри!
– Так сотвори новую землю, – ответил поп.
Летом учитель ходил на Острова и ел клевер. Он показал сколько: охапками.
Печаль
Священник в плаще с зонтиком и животом, вспучившимся от постной и правильной пищи:
– Никого мне не спасти, никого не исправить.
Щенок
Овчарка с белой грудкой, щенок. Обежал вокруг выросшей из асфальта липы, понюхал мои сандалии.
Рубинштейна, рок-клуб, вечер, солнце. Надписи чёрным на жёлтой стене: «Брест. Мы вместе. Ном – короли Петербурга». Парикмахерская, гаммы, гроздь облепихи в гранёном стакане. Девушка и гроздь облепихи, вернее её портрет у стакана, в котором стоит гроздь облепихи.
Вышла женщина, я не запомнил, как была одета. Глаза длинные и синие.
Щенок нашёл ветку, стал трепать.
– Сожрут, – сказала женщина. – Уедем на дачу. У нас в Псковской области теперь. Волков много. И ходят прямо через деревню. Учат волчат, следы…
– Я почему-то был уверен, что хозяин женщина, – сказал я.
Дети:
– Я, как только родилась, я была кубиком.
Старухи:
– Если уж мать невзлюбила, то она жизни может не дать.
– Апорт! – Ломает ветку, бежит со сломанной, грызёт, треплет, бросает, отвлекается на окно:
