– Это в декабре-то?
Спит, открыв рот и полуоткрыв глаза, зрачки ворочаются, следят за кем-то бегающим и летающим.
«Уезжай или оставайся. – Мне всё равно. – Оставайся, мы будем играть в лису в курятнике. – Мне всё равно. Ты тащишь сундук моего прошлого сюда, рассаживаешь и расспрашиваешь их здесь, эти фантомы, прикармливаешь. Зачем они нам?» Я сказал «уезжай»:
– Ты мне безразлична.
Она не плакала. Её глаза были синие, как протоплазма. Может быть, она плакала потом, я не знаю.
Во дворе детского сада живая ёлка и живая Снегурочка.
Мальчик стоит в стороне и смотрит вверх. Что его удивило?
Серое небо, на котором ничего не написано? услышанная в себе музыка? Мама, которая за мутным стеклом развешивает новогодние огни?
Строят дорогу. По насыпи ходит бульдозер. В снег, перемешанный с мёрзлой землёй, зарывают соловьёв. Тех, которые разбудили меня, когда в матраце тлела красная ядовитая дыра, и я, услышав их майский рев, распахнул дверь на балкон.
Господня земля и исполнения ея, вселенная и все живущие на ней!
Дочка болеет. Не ела три дня. «В глазах всё жёлтое. На третий день съела вишенку, и – тошнит».
Узор на окне
– Смотри, какой ледяной шар, который похож на солнце!
Зоопарк зимней ночью
Птицы гремят когтями о жесть, как драконы.
Философский кружок
Собираются по вечерам в мастерской с видом на Спаса на Крови. Спорят, вертится ли ось у колеса телеги, вертится ли ось Земли. О том, сколько чертей смогут одновременно станцевать на острие иглы. Об Ахилле и черепахе.
По ночам в доме воют канализационные трубы.
Дети! последнее время!
Историк
Лицо искажено улыбкой: он знает всё. Его обидели – не дали степень, теперь измывается над студентами. Я видел его в научной библиотеке, он читал вслух поваренную книгу:
– На один килограмм мяя-са…
Сказка
Он был богом. У него было две дочки, которые сидели в саду. Там ещё была стена. На дереве росли яблоки, которые если съешь до смерти – не умрёшь, а если после – воскреснешь.
Песенка
Почему ты плачешь?
– По дому.
Где твои детки?
– На небе.
Кто ты, песенка?
– Ненависть.
Чем успокоится сердце,
чем успокоится?
31 декабря
Брожу, никому не покупая подарки.
Был ограблен старухой, она собрала вывалившиеся из кармана десятирублёвые бумажки: «Ничего-ничего, я подберу».
– Ребята, попроще чего-нибудь есть? – Чего попроще? – Кроме тишины… – Он весь вечер просил попроще. – У меня яда не хватило, чтобы плюнуть, – продавщица.
Коробка: «Эвкалипта плутовидного счастье». Вместо «Эвкалипта прутовидного листья».
Написать письмо: «Утром, надевая трусы, вспоминал, о тебе».
Груши сбегали по склону холма.
Отец
Мне четыре года, Прокопьевск, Новый год, хлопушка, ёлка загорелась, папа хлопал в ладоши, подпрыгивал, тушил иголки.
Бал
Сначала пришли дети, целый класс. Галдели. Потом бальные подруги. Потом их друзья и вовсе незнакомые люди стали появляться в доме. Их представляли мне: нечеловеческие фамилии. Их становилось много. Одни плясали в комнатах. Вспомнил, что дом большой. Другие пили под ёлкой и беседовали. Другие были в третьих. Люди с лицами своими. Люди в масках. Люди с лицами, как маски. Фиолетовые лица, кривые лица, красивые девки, юноши без лиц. Все человеческие и все искажены. Я жалел, что всё это наяву, а не во сне, ходил между ними, замеченный и не замечаемый.
1 января
Вокруг избы ходило нечто, подобное ребёнку. Следы.
Пять строк
Окна с белым попугаем,
крыши города под снегом.
Я один в своём окошке.
