– Стоп-стоп-стоп! – взмолился я. – Но откуда тебе что-то известно о жизни этой соседки?!
– Не знаю, но точно знаю, – простодушно ответила Настя и отложила фломастер. Потом встала и подошла к Аглае, приобняла ее: – Мама, прости, я постараюсь больше так не быть, – как-то смешно пообещала девочка.
Аглая вздрогнула всем телом. Я прикусил губы и ушел в ванную, якобы помыть руки. Сам же включил воду и позвонил Василию Абдурахмановичу. Тот, выслушав мой рассказ, спокойно заявил:
– Но я же вас предупреждал! Я же вам говорил, что она в больнице вытворяла. Лишь бы это не было связано с новым обострением ее болезни.
– И что нам делать? – беспомощно спросил я.
– Молиться…
Замечательные слова от директора детдома… Меня вдруг это даже обидело. И я в ответ попытался обидеть Василия Абдурахмановича:
– Вот уж не думал, что мне будет давать такой совет крещеный татарин…
Но он не обиделся, а просто уложил меня на обе лопатки:
– Всё Батыя нам простить не можете? Какие же вы христиане? Ваши предки понимали, что его полчища пришли за ваши же грехи.
И если бы не Батый, ваши горделивые князья до сих пор бы резали друг друга, и вы вместе с ними.
– М-да… – Что я еще мог ему ответить, признавая его вселенскую правоту? – Простите, если я вас обидел.
– Я не обиделся. Это пустяки. Мы же христиане, – окончательно добил меня Василий Абдурахманович, и мне стало нестерпимо стыдно.
– И всё же что вы делали в таких случаях?
– А сейчас на какое-то время вы застрахованы от подобного. Когда Настя видит, что ее правда доставила людям неприятности, она сама от этого мучается. Поверьте, совесть у нее говорит погромче, чем наши с вами вместе взятые. Сейчас она начнет искупать свою ошибку, если это можно назвать ошибкой.
– А как она это будет делать?
– Да я думаю, уже начала. Вы для начала воду в ванной выключите, а то разговаривать мешает. – Я даже почувствовал, как расплылась на широкоскулом и добром лице огромная улыбка. Этому шум воды не помешал.
Когда я выключил воду, то услышал за дверью знакомое гудение. Сделав шаг из ванной комнаты, я увидел в коридоре Настю с трубой пылесоса в руках и Аглаю с отрытым от удивления ртом. Ничего не оставалось делать, как только покурить. И хотя Аглая разрешила мне курить на лоджии, я отправился на улицу – и подымить, и проветрить мозги одновременно. Но стоило мне захлопнуть за собой дверь, как эта история получила продолжение. По лестнице на нашу площадку поднималась пожилая женщина, в которой сразу угадывалась «еврейская мама» со всеми вытекающими…
– Здравствуйте, – ни грамма не картавя, сказала она так требовательно, что я остолбенел. – Меня зовут Гертруда Иванова, а вы, как я полагаю, новый муж Аглаи?
– Наверное. Меня зовут Сергей Сергеевич.
– Замечательно, – сказала она, как будто в моем имени услышала нечто важное для себя, но тут же пояснила: – Все Сергеевичи приличные и порядочные люди. М-да… А Настя, я полагаю, ваша дочь?
– Да, – соврал я, не моргнув глазом.
– Это замечательно, что она уже называет Аглаю мамой. Да, это замечательно, но вы ведь понимаете, что Аглая – никудышная мать. Нет! Не торопитесь меня перебивать! Я мать с огромным стажем! И у меня сын тоже женился на невоспитанной дуре! Аглая будет плохо влиять на вашу невоспитанную девочку!
В словах Гертруды Ивановны не было и капли зла и ненависти – только ее собственное понимание жизни. Поэтому я просто делал вид, что мне интересно всё, что она говорит.
