Где-то на самом донышке моих мыслей оставался страх, что все это может быть западней. И тогда я спросила ее напрямик:
– Зачем ты это делаешь? С какой радости мне помогаешь?
Она положила свой кусок на тарелку:
– Так я в жизни не общалась со знаменитостями. Ну, если не считать этой актрисы из «Истэндерс», которая пару лет назад приезжала зажигать рождественскую елку; только она стерва.
– Знаменитость? – повторила я. – Ты это о чем?
– Ну, может, ты не знаменитость. Но про тебя все знают. Весь город только о тебе и говорит. Да и вся страна. В Интернете о тебе ходят всякие сплетни, вывешивают фотографии, рассказывают, что якобы видели тебя в наших краях, кстати, довольно многие. Вот я и подумала, что ты, наверное, тут объявишься. «Главный свидетель» – вот кто ты такая.
– Я обычная девчонка. Я ничего не сделала.
– Да, но они-то этого не знают, верно? Может, ты ничего и не сделала, зато что-то видела. Можешь выступить свидетелем. – Бритни откусила еще кусок пиццы. – А ты действительно что-то видела?
Я вернулась мыслями в тот день. Сейчас казалось, это было год назад. До того, как мы угоняли машины, часами шли по бездорожью, спали в лесу, до того, как отыскали этот коровник…
– Эй, ты чего? У тебя лицо стало странного цвета.
Похоже, тепло, пища и усталость сделали свое дело: комната поплыла у меня перед глазами.
– Голова закружилась.
Бритни вскочила с кровати, взяла мою тарелку.
– Давай приляг. Сейчас пройдет.
Я легла, но стало только хуже. Я не успела встать и дойти до туалета – меня вырвало пиццей и кока-колой, прямо на ее пушистое черное покрывало. Она пришла в ужас – я, честно говоря, тоже. Она проявила ко мне доброту, которой я ну никак не ждала, а я взяла и перепачкала ей комнату. Я села.
– Прости. Прости, пожалуйста, – пробормотала я. Блин, понятно, почему меня никогда никуда не приглашают.
– Да ничего, сейчас разберемся. – Бритни выскочила из комнаты, я же встала и распахнула окно, чтобы выветрился запах. Прислонилась к оконной раме, втянула студеный ночной воздух. Бритни вернулась с ведром и тряпкой, я забрала у нее тряпку, намочила и стала вытирать блевотину с искусственного меха. Безнадежное занятие.
– Слушай, давай ты сходишь в душ, а я пока тут приберу. Насчет шума не заморачивайся, мама решит, это я моюсь.
Она показала мне, где у них ванна, пустила воду.
– Погоди, сейчас принесу тебе что-нибудь чистое. – Она исчезла и скоро вернулась со стопкой чистых, проглаженных шмоток, а еще с большим пухлым полотенцем. – Только давай недолго. Мамина передача закончится через десять минут.
Бритни опять испарилась, я заперла дверь. Ванная постепенно заполнялась паром. Я провела мочалкой по зеркалу над раковиной. Из зеркала на меня кто-то смотрел, но я не узнавала эту девчонку. Почти лысая, под глазами огромные круги, на вид лет двадцать, а то и все двадцать пять, футболка перемазана блевотиной. Я отвернулась, скинула с себя грязное, шагнула в душ.
По телу потекли ласковые теплые струйки. Я вдохнула пар, подставила под воду лицо. Вслепую нашарила ближайшую бутылку с шампунем, выдавила, взбила пену на стриженой голове, потом по всему телу. Комки пены скатывались по коже, оседали в поддоне, и я чувствовала, что становлюсь все чище. Я потерла под мышками, между ног, и тут вдруг подумала: «Я ведь смываю его» – и мне стало грустно. Последние сутки я носила на себе запах Жука – на коже, внутри. А теперь он по спирали утекал в водосток.
