Чистилище для грешников - страница 24

Часов Петр никогда не носил. Они ему были просто не нужны. Он чувствовал время чем-то внутри себя, будто невидимый маятник отсчитывал не только минуты, но и секунды. Сергей не раз проверял его, спрашивая который час. Петр иногда ошибался на полторы-две минуты, но не больше. Даже среди ночи, если его будили после короткого отдыха в засаде, он мог тут же сказать сколько времени.

Течение времени для него было чем-то живым, никогда не повторяющимся и не возвращающимся назад процессом, который ощущался так же, как длина пройденного пути, например от ступенек кинотеатра, под противным дождем, к перекрестку. Петр жил в жестком, логичном, последовательном и правильном мире. А если что не укладывалось в эти рамки, он считал ошибочным и нереальным, выдавливая из памяти странные события, считая их своими глюками. Он четко знал, где проходит граница между нормальным человеком и ненормальным, потому что насмотрелся на психопатов, неврастеников и шизиков за время своей службы.

До акции оставалось час двадцать пять минут. Поэтому можно было идти на точку и занимать позицию где-нибудь напротив молочного магазина, где мог укрыться от мелкой водяной муки, сыпавшейся из тяжелых туч, и от посторонних глаз.

Такое место было. Еще при осмотре района Петр решил, что затаиться как можно ближе к объекту, но не в его подъезде, и не в магазине, а в доме номер десять на четной стороне улицы, который стоял в двадцати метрах от седьмого дома. И что удачно, подъезды десятого дома выходили не на противоположную сторону, а на эту же улицу.

По дороге Петр купил пакет соленых арахисов, неторопливым шагом прошелся до десятого дома, незаметно осмотрелся и нырнул в подъезд, напротив молочного магазина. Он поднялся на площадку между первым и вторым этажом и встал у окна, откуда, через грязное стекло, открывался неплохой вид на приличную часть тупика. В подъезде было тихо. Лишь откуда-то сверху доносилось буханье барабанов тяжелого рока. По мнению Петра металл-рок был излишеством в этом мире, впрочем как и вся остальная музыка.

Нередко ему приходилось быть на похоронах, в основном знатных чиновников, изучая в толпе провожающих усопшего свой новый объект. Вот там музыка была нужна. Без нее на кладбище просто бы нечего было делать: бросили гроб в яму и закопали, а во время процедуры можно было бы и помолчать. Зачем изгалялись над мертвым те самые люди, которые его заказали, Петр не понимал. Если покойник такой хороший, не нужно было его ликвидировать.

Петр не страдал отсутствием музыкального слуха и чувством ритма, но для чего возникала потребность у людей слушать хитро сплетенный вой дудок и треньканье струн – не понимал. А всех меломанов считал ненормальными. Самыми настоящими параноиками, по его мнению, были именно любители тяжелого рока и заунывной классической музыки.

В прошлом ему дважды приходилось работать в театре, во время спектакля. Кривляния актеров на сцене, которые он видел через щелку в занавесях ложи, выражавших свои чувства не только криками, но руками и ногами, были ему непонятны и бессмысленны. Единственный плюс состоял в том, что актеры не говорили, а кричали. Поймав момент, когда сразу трое заорали на сцене, Петр без помех ликвидировал какого-то чинушу в ложе, вместе с его любовницей. На два тихих хлопка пистолета, задавленных глушителем, никто не обратил внимания.

Разорвав пальцами скользкую упаковку, он стал неторопливо жевать подсоленные скользкие на ощупь арахисы, беря их из пакета левой рукой, чтобы не пачкать рабочую правую. До акции оставалось сорок минут. На улице почти никого не было. Лишь пробежали две девчонки с ранцами за спиной, и в молочный вошла и вышла пожилая парочка, старик и старуха. Он вел ее под ручку левой рукой, а в правой держал деревянный бадик и полиэтиленовый пакет с покупками. Оба были седые и сгорбленные. Зонта они не имели, шаркая изношенными потрепанными туфлями по асфальту, покорно сгибались под мелкой сыпью дождя. К старикам Петр относился без всяких эмоций, точно так же, как и ко всем остальным возрастным группам людей.