– Знаешь, Миш, наверное, я пойду, еще география не сделана, – наконец сказал Макс, подумав, что больше не в силах юлить и оправдываться, скрывая чужие тайны.
– Давай, – кивнул Мишка, – а завтра приходи, мамка пирожков напечет с капустой, пальчики оближешь!
Макс кивнул и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.
Короткими перебежками, дождями и туманами, подкрался май с чередой праздников и по-летнему теплыми днями. Давно были заброшены в шкаф колючие шарфы и мохнатые шапки. Вместе с теплой зимней одеждой укладывались в летнюю спячку до первых ледяных ветров и снежных всадниц. Вот тогда и придет пора варежкам да шарфам вместо солнца согревать человека. Мишка уже резво прыгал через пять ступеней, и невзгоды остались позади. В такие дни Макс забывал о грядущей поездке, а между тем видел, что отец взволнованно посматривает на календарь и чаще обнимает сына, несмотря на протесты. А у Макса накопилось много вопросов. Если крестный и папа знают о семиотиках, то сами они семиотики? Если да, то почему это тайна? Конечно, папа показал тогда этот фокус с разбитой креманкой, зато вот на днях сел на окрашенную скамейку, и пришлось отнести одежду в химчистку. А ведь если бы он предвидел события, то ничего подобного с ним бы не случилось, как, например, когда на них едва не упал снег, или когда Макс нашел Мишку. Хотя тут мальчик вынужден был признать, что эти случаи казались намного серьезнее, чем невысохшая краска. Может, поэтому появляются знаки? Может, отец постоянно спасает его от неведомой опасности, а он просто этого не замечает? Следовало бы расспросить об этом, но Макс не решался. Чудилось, что вот спроси, заговори на эту тему – и рухнет привычный мир с играми, друзьями и беззаботной жизнью.
В среду математика стояла первым уроком. Макс слушал учителя вполуха, больше наблюдая, как за окном сизый голубь удивленно разглядывает себя в луже. На деревьях уже разворачивались крохотные изумрудные листочки, а по раме ползала проснувшаяся после зимней спячки муха. Макс скучал, он порылся в кармане и с удивлением нашел холщовый мешочек, в котором лежал зеленый болотный мел. Макс, конечно, помнил, что говорил дядя Саша об этом меле, но ведь ничего примечательного в нем нет.
Недолго думая, он достал мел из мешочка, сдвинулся на край стула и, не придумав ничего лучше, аккуратно нарисовал стрелу. Ничего не произошло, и он уже собрался убрать мел на место, как вдруг раздался щелчок, словно выстрелили из пистолета, после чего голову внезапно сдавило, и наступила тишина. Макс видел, как учитель разевает рот, но не слышал ни слова, Мишка повернулся к нему и что-то сказал, но тоже без звука. Тишина повисла столь ощутимая, что казалось, протяни руку – и увязнешь, в голове начал нарастать шум. «Как море», – подумал Макс в первую секунду, а потом этот шум заполнил собой мир. Макс, паникуя, постучал себя по ушам, потряс головой, как это делают, если в уши попадет вода, но тщетно. Мишка удивленно смотрел на Макса. Учитель тоже заметил его движения, подошел к Максу и что-то сказал, но тот не слышал ничего, кроме ужасного шума. Казалось, это волны океанские бились о стенки черепа. Лицо учителя сделалось сердитым. Макс закричал:
– Я не слышу вас, не слышу!
Мальчик не знал, слышат ли остальные, или ватная тишина забрала все звуки. Может он, как рыба, открывает рот, может, звуки исчезли навсегда. Вцепившись руками в стул, Макс пытался успокоиться, но учитель уже тянул его, помогая встать и, видимо, пытаясь узнать, в чем дело.
