Ну где вы видели Кармен без алой розы в черных локонах? У меня был малиновый пион, который так и норовил отвалиться, но я его прибила намертво. Зря, что ли, срезала, ибо розы пока не созрели.
— Привет, — прочирикала я, отгоняя видения о моей трагической смерти, и выпятила грудь вперед. — Красный — очень раздражающий цвет, верно?
Он снова растерялся, не зная, напрашиваюсь ли я на комплимент или чего вообще от него ожидаю. Вряд ли ему пришло в голову, что я просто начала надоедать ему прям с порога.
— Тебе идет, — вежливо сообщил Антон. — А гроб я не дам, так Лехе и скажи.
— Так и скажу, — заверила я преданно, широко улыбнулась, искренне надеясь, что пронзительная кровавая помада не осталась на зубах. — Отличный вечер для стейка с кровью и терпкого красного вина, правда? Полагаю, испанского. Ты танцуешь фламенко?
Не знаю, что с этим человеком, честно вам скажу.
Может, последствия сотрясения или родовой травмы?
Он то и дело застывал, подолгу глядя на меня.
Как двоечник на сложную задачу по физике.
— Никакого вина, — наконец объявил Антон. — Я же обещал, — тут он тонко улыбнулся, выбрасывая в воздух невидимую, но легко читаемую табличку «сарказм». Это было хорошо. Не люблю людей, которые язвят незаметно. — Я же обещал угостить тебя шаурмой.
Ах вот к чему эта табличка. Ничего он не обещал, я сама предложила.
Может, муж мой и прав.
И я специалист по надоеданию.
Топ-менеджер.
— Экономишь на свежей родственнице? Могу тебя понять. Вкладываться в Алешиных жен мало смысла — уж больно шустро мы сменяемся. Ладно, пиво и шаурма — это не мясо и вино, конечно, но что поделать. Гроб-то нужно как-то выклянчить.
— Как? — ровно с моими кроткими интонациями задал Антон тот же вопрос, который я задавала Алеше раньше.
— Пиявочным методом, — глубокомысленно ответила я. — Пойдем, я по дороге расскажу. Тебе не понравится.
6. Глава 6
— Мирослава, — спросил Антон, когда мы длинным непарадным коридором шли к служебному выходу, — а ты вообще часто собираешься здесь появляться?
Я шла перед ним и…
Я вот сейчас скажу, как я шла, а вы сочтете меня легкомысленной девицей. Возможно, уже сочли. Бабушка говорила, что людей хлебом не корми, а дай посудачить.
Что ж, судачьте на здоровье: я шла прямо перед Антоном, плавно покачивая бедрами.
Не то чтобы у меня были какие-то выдающиеся бедра, и я спешила поделиться ими с миром.
И не то чтобы я боролась за свою профессиональную честь — сказали карты, что быть роковой страсти, так извольте, милый Антоша, соблазняйте меня быстрее.
Просто в этом платье невозможно ходить просто так. Оно не для этого было предназначено, понимаете?
Назвался груздем, полезай в кузов, и всякое такое.
Что там спросил Антон? Как часто я собираюсь появляться в его похоронном бюро?
Вообще не собираюсь. Но к чему человека так сильно радовать, вдруг у него сердце слабое?
— Каждый день, а что? — рассеянно отозвалась я, размышляя, не слишком ли широкая амплитуда у моего покачивания или пора уже вспомнить про девичью гордость.
— Мирослава, пойми меня правильно, — в его голосе явно прорезались маета и страдания. — Ты, безусловно, радуешь взгляд, но у нас тут как бы… дресс-код. Это же юдоль печали, храм скорби, место, где яркие цвета не приветствуются в принципе, а уж красный — тем более.
От возмущения я сбилась с шага и так резко обернулась, что мы едва не стукнулись лбами. Антон отскочил назад с прытью, явственно доказывающей — ему и раньше доводилось оскорблять женщин в их лучших чувствах.
