– Да ничего страшного, – мягко отозвалась я, обводя класс тёплым взглядом. – В чём-то ваш одноклассник даже прав. Рисование действительно может казаться детской забавой – до тех пор, пока ты не поймёшь, насколько это мощный инструмент самовыражения.
Кто-то хмыкнул, кто-то откинулся на спинку стула, но я уже почувствовала, как их внимание понемногу собирается на мне, как фокус объектива.
– Ведь у каждого из нас свой стиль. Маленькие дети, например, любят рисовать мультяшно – потому что так проще, так безопаснее. Но с возрастом ты начинаешь искать… что-то своё. Свой штрих, свою форму, свои цвета. Кто-то уходит в гиперреализм, кто-то в графику, кто-то вообще рисует только чёрной ручкой на уголке тетради. Это всё – стиль. Он говорит о тебе. Без слов.
– В плане? – вдруг подала голос девочка с первой парты. У неё были яркие голубые глаза, и сейчас они буквально впивались в меня, требуя пояснений.
– А сколько вы знаете стилей в рисовании? – я слегка подалась вперёд, делая шаг по классу, как будто приглашая их думать вместе. – Кубизм. Реализм. Импрессионизм. Поп-арт. Барокко. Сюрреализм. Рококо. Ар-нуво. Ар-деко. Абстракция. Это только вершина айсберга.
Я видела, как некоторые начали шевелиться, что-то записывать в телефонах. Даже Глеб, тот самый шутник, не отпускал шуточек – просто смотрел с прищуром.
– В школьной программе обычно дают самое классическое: барокко, рококо, немного кубизма. Но… – я сделала паузу, – настоящая магия начинается там, где учебник заканчивается.
– А как понять, какой стиль подходит именно нам? – поднял руку парень в футболке с логотипом Nirvana. Интонация у него была без вызова – он действительно хотел знать. И это было приятно.
– Очень хороший вопрос, – я посмотрела на него, затем на всех. – Хотите, расскажу?
Класс будто выдохнул одним голосом:
– Даааа…
Chapter 2
Половина урока пролетела на одном дыхании. Мы говорили о стиле – в искусстве, в жизни, в себе. Я удивлялась, насколько искренне они слушали. Листы тетрадей наполнялись записями: не механическими, а настоящими – с подчёркиваниями, восклицательными знаками, стрелками на полях. У каждого был свой взгляд, своя манера держать ручку, даже своё выражение лица, когда они думали. Подростки, вечно жующие сплетни и мемы, вдруг оказались глубже, чем я себе представляла. Они не просто слушали – они искали.
– Белла Сергеевна, – подняла руку Аня, девочка с пронзительно ясными глазами и лёгким волнением в голосе. – А может быть такое, что у человека получается два или больше стиля?
– Конечно, Аня, – я кивнула, улыбаясь. – Можно пробовать себя в разных стилях, даже преуспеть в нескольких. Но со временем… всё равно какой-то из них станет ближе остальных. Ты сама это почувствуешь – он будет ложиться тебе под руку так, как будто дышишь. Остальные – просто хорошо выученные языки. А вот один из них – будет твой родной.
На задней парте скрипнула ручка – кто-то усердно записывал мои слова. Я порадовалась про себя. Этот урок жил.
– Но всё же, – вмешалась соседка по парте Юля, – бывают исключения?
Та самая Юля. Невысокая, утончённая, будто сошедшая со страниц рекламного буклета: идеальная укладка, серёжки-пусеты, ровный почерк. Та, что только что была в коридоре с Николасом, и чьё присутствие оставляло во мне холодное послевкусие. Не враждебное – просто слишком безупречное, чужое.
– Бывают, – кивнула я, – но редко. Один на десять, если не реже. И даже тогда таким художникам часто трудно разобраться в себе. Их внутренний мир пересекается с миром искусства настолько сильно, что границы размываются. Это красиво… и сложно.
