Обмана въ томъ, кто былъ мнѣ богъ.
Но судъ мой былъ суровъ и строгъ.
Нѣтъ, мы не боги на землѣ,
И наша участь въ вѣчной мглѣ,
Но въ свѣтъ и вѣчность, и покой
Ведётъ насъ властною рукой
Всесильный Вождь Адонаи».
И я открылъ глаза свои,
И ужаснулся я тотчасъ,
Увидѣвъ тьму заплывшихъ глазъ.
Правдивы женщины слова:
Вараввы мёртвая глава
Висѣла въ крѣпкомъ кулакѣ,
И въ строгой мертвенной тоскѣ
Она смотрѣла на меня.
«Живи, мой другъ. Но отъ огня
Я не смогу тебя спасти,
И долго будешь ты итти
Въ пустынѣ тѣсной, и покой
За адской огненной рѣкой
Ты не обрящешь. Но во мглѣ
Моё служенье на землѣ
Продолжишь ты, и за тобой
Въ часъ, предназначенный судьбой,
Вернусь я. Можетъ быть, вдвоёмъ
Вернёмся мы въ небесный домъ», —
Варавва молвилъ мнѣ. Жена
Стояла предо мной одна,
Въ рукахъ своихъ держа кувшинъ.
Покоя сладостныхъ вершинъ
Мнѣ не вкушать теперь. Лишь страхъ
И боль въ груди, и боль въ ногахъ
Сопроводятъ меня въ пути.
Но, Боже мой! Чего найти
Желаю я? Какой мечтѣ,
Блуждая въ чёрной пустотѣ,
Теперь предался я? «Съ тобой
Теперь я связана судьбой.
Жестокой будетъ наша месть
Тѣмъ, кто земному предпочесть
Сумѣлъ Іисуса. Сладкій ядъ
Вливалъ его безумный взглядъ.
Теперь всё кончено. Любовь
Сильнѣй, чѣмъ Іисуса Кровь,
Насъ сочетала. И тебя
Я къ жизни воскрешу, любя.
Твой храмъ разрушенъ. Но его
Въ три дня создамъ я. Но того,
Кто званъ Христомъ былъ, не вернуть:
Земной его оконченъ путь.
Пошли разбойники за нимъ.
Я вижу: Іерусалимъ
Разрушенъ будетъ ими весь.
Безумецъ глупъ! Пока мы здѣсь,
Не отворитъ священный градъ
Погибели широкихъ вратъ.
Онъ обманулъ насъ: нѣтъ любви
Въ томъ, кто былъ выкупанъ въ крови
Младенцевъ чистыхъ. Но рыдать
Надъ ними также будетъ мать,
Рахиль несчастная, и мечъ
Сумѣетъ душу ей разсѣчь.
Я исцѣлю тебя, мой другъ».
И я уснулъ. И всё вокругъ
Перемѣшалось въ тяжкой мглѣ.
Я словно былъ не на землѣ.
Исчезъ во мракѣ счётъ часовъ.
Явилось видѣнье вѣсовъ,
И былъ мнѣ слышенъ приговоръ,
И видѣлъ я: отсѣкъ топоръ
Пустую чашу – и тогда
Иная часть ушла туда,
Гдѣ всё скрывалось въ чернотѣ,
А съ нею я… и въ пустотѣ
Густого мрака я сползалъ
Тягуче-медленно. Сжималъ
Меня кромѣшный этотъ мракъ.
Минула вѣчность. Но никакъ
Я дна не могъ достичь. Во тьмѣ
Я таялъ медленно въ умѣ.
Тогда я крикнулъ: «Боже мой!
Да что же дѣется со мной!»
И я очнулся ото сна
И вижу: предо мной она,
И взглядъ ласкаетъ, манитъ, жжётъ.
«Я та, что сонъ твой стережётъ, —
Она промолвила. – Но ты
Въ награду выполни мечты
Мои о счастіи земномъ.
Забудемъ вмѣстѣ о быломъ».
Она легла. Ни грѣхъ, ни страсть —
Иная, неземная власть
Вела меня къ ея губамъ.
Я льнулъ, и сладко было намъ
На ложѣ – свѣтломъ алтарѣ —
Въ любви плѣнительной игрѣ
Святую жертву приносить.
Такъ было сладостно вкусить
Объятій трепетныхъ жены.
Навѣкъ мы вмѣстѣ. И должны
Мы свѣтъ спасенья пронести
Дорогой, что не смогъ пройти,
Тотъ назорейскій царь невѣждъ.
Не оправдалъ онъ ихъ надеждъ.
И свѣтъ сіялъ во тьмѣ, и онъ
Вползалъ въ нашъ страстный, сладкій сонъ
И такъ шепталъ мнѣ: «Друже, ты
Вобралъ въ себя мои мечты,
Соединившись навсегда
Со мною». Страхъ въ меня тогда
Проникъ. Я крикнулъ: «Боже мой! —
Какою я иду тропой?
Отвѣть мнѣ Ты! Неужто мнѣ
Горѣть начертано въ огнѣ,
И свѣтъ во мнѣ явился тьмой,
И я былъ избранъ сатаной
Ему служить?» – Но дикій смѣхъ
Вараввы звалъ меня на грѣхъ
Съ женой порочной. «Что тебѣ?
Кошмарный сонъ въ твоей судьбѣ —
Крупица, въ сладкомъ мірѣ сновъ
Она утонетъ. Много словъ
Не говори мнѣ. Знаю я,
Чѣмъ мучится душа твоя, —
