Моя жена сторонится цыганок. Опасается их назойливости, настырной навязчивости, всего того, что понимается под цыганщиной. Я – другое дело. Как психотерапевту мне известны их методы и «штучки», именуемые в среде профессионалов разговорным гипнозом. Я даже получаю удовольствие от общения с ними. Забавно наблюдать, как в попытке «окучить» меня довольно скоро они начинают скучать и отваливают в поисках другой жертвы, боязливой и податливой. Так было и в тот раз…
Мы возвращались с рынка в Ессентуках – уютном тихом курортном городишке Северного Кавказа. Погода стояла чудесная, шли через тенистый городской парк, шаги сами замедлялись. Курортники в воскресный день разъехались по экскурсиям, аллеи были пустынны. Навстречу неспешно шла женщина с девочкой лет десяти-двенадцати. Платье женщины ничем не отличалось от обычных летних нарядов. В габитусе, выражаясь медицинским языком, кроме копны чёрных волос и чёрных же глаз, мало что выдавало её принадлежность к яркому, беззлобному, но ушлому этносу. Девочка тоже была чернява, одета неброско и опрятно. Лакомилась леденцом на палочке.
– Скажите, – обратилась к нам женщина, поравнявшись, – мы правильно идём к центральной площади?
– Да-да, идите вниз по аллее, точно и попадёте. – Откликнулась жена.
– Вот спасибо! Вы, я вижу, очень хорошие люди, отзывчивые. А какая красивая пара! – подошла она к нам. – Издали ещё смотрю, ну, прямо голубочки, глубь с голубкой…
«Ну, думаю, началось», – пришла на ум реплика из какого-то анекдота.
– За вашу доброту и я вам доброе сделаю. Давайте вашу руку! – адресовалась цыганка к жене, переходя на тон, которым гипнологи проводят внушение. – Не бойтесь, гадать не буду. Одарю, век благодарить будете. Вот, держите на память, и упаси господь выбросить или потерять, а то горя потом не оберётесь.
Она вложила в ладонь супруги два отрезка белой суровой нити, сантиметров по пять-семь каждый. Жена разглядывала их в полном недоумении.
– Это нити не простые, обережные! И от сглаза, и от порчи, от навета всякого! – пустилась в пояснения незваная благодетельница почти речитативом. – Вас двое и нитей две, каждому по амулету верному! Храните, да хранимы будете! Так по жизни парой рядышком и ступайте! И да будет вам достаток, счастье и прибыток в дом! А завистники и недруги посрамятся, сами в ту беду попадут, что на вас задумают накликать!..
Я наблюдал краем глаза, что жена в моём присутствии держится спокойно, пока не ведётся на комедию.
– А таким хорошим людям я сделаю то, что другим не делаю! Вы первыми будете! – заявила цыганка. – Дайте-ка ниточки обратно.
Взяв у жены нити, она зажала их в своём кулаке и, медленно помахивая им перед нашими лицами, продолжила «нагнетание обстановки»:
– Вот, что я сделаю! Пусть сплетутся так, чтоб вовек не расплестись! Чтобы никто никогда не смог вас разлучить! За добро добром воздаётся, а недоброе пусть мимо пронесётся, в пыль разобьётся, по ветру развеется! – патетически выдохнула, наконец, ворожея. И вдруг строго скомандовала своей девочке, которая отвлеклась от действа. – Мадина! Перестань ворон ловить!
«Натаскивает…», – решил я.
– Вот! Берите! Крепко держите! – с этими словами цыганка вложила нити шпионским движением, как при передаче шифровки, в ладонь жены. Несколько раз встряхнула, не выпуская из своих рук её руку, затем с довольным видом разрешила:
