Откуда ни возьмись нарисовался Такер с большим розовым облаком сахарной ваты.
– Гилберт, я тут предложение получил – подхалтурить на водной ловушке. – Отрывает клок сахарной ваты и протягивает мне.
– Спасибо, не хочу.
– А у меня аккурат сегодня плавки под джинсами. Как по заказу, прикинь? И еще знаешь что? В этом году там микрофон есть, чтобы над людишками прикалываться. Аттракцион такой: кидаешь бейсбольный мяч, и если попадешь в красный диск на стенде, Такер провалится в бак с водой. На, держи. – Насильно всучив мне сахарную вату, он чуть ли не вприпрыжку бежит в сторону своего бака.
А я поворачиваюсь к карусельщику и продолжаю:
– Мой брат без памяти полюбил эту белую лошадь.
– Но по правилам…
– Весь год он дожидался этого дня. По большому счету ничего другого ему ждать не приходится.
Арни ездит по кругу, строчит из воображаемого пулемета и выкрикивает:
– Ты убит, Гилберт. Ты убит!
– Приглядись к нему, – говорю; карусельщик приглядывается. – Голова у него необычной формы, тебе видно? – (Он кивает.) – Мой брат был… ну… таким же смышленым, как ты… таким же сообразительным, вплоть до минувшего лета, когда его сбросила лошадь… и несколько раз лягнула копытом в голову… причем белая лошадь… и с тех пор у него… мм… деформирована голова. То, что мой брат катается на твоей карусели, – это его победа над собственным страхом. И ты, сам того не подозревая, сделал ему огромный подарок. Ты подарил ему волю к жизни. Желание восстановиться. Идти дальше.
Протягиваю этому парняге сахарную вату, но он мотает головой – как видно, понял, что она ему в горло не полезет.
– Но сейчас мы сгоним его с этой лошадки, дабы восстановить справедливость по отношению к детишкам… которые вот-вот сюда потянутся. По отношению к ним иное было бы несправедливо, но разве сама жизнь справедлива? Как только аттракцион остановится, я уведу отсюда своего брата. Не волнуйся.
– Ох ты, как же так, – теряется карусельщик. – Нет, не делай этого. Как же так. Господи, да его бесплатно катать надо.
– Но это будет несправедливо…
– Справедливо, несправедливо – забей, – говорит он. – Понимаешь меня? Этот парень, братишка твой… ох ты боже мой. Пусть бесплатно катается. Я так решил. И только на белой лошади. Сколько захочет. – Парняга утирает глаза и берет себя в руки.
Мы смотрим, как Арни заходит на следующий круг и дубасит лошадку, чтобы скакала быстрее.
– Позволь представиться: Гилберт Грейп, а это, – говорю, – мой брат Арни.
– А меня зовут Лесли, – говорит карусельщик и собирается идти в будку – дергать за рычаг, чтобы остановить аттракцион.
– Вот, держи, – протягиваю ему сахарную вату.
– Нет, нам не положено, – отказывается Лесли.
– Очень прошу. Не обижай меня.
Взял.
Через семь бесплатных заездов подхожу к Арни:
– Эй, братишка, ты, как я посмотрю, умаялся тут круги нарезать.
– Не-а.
– Даже у меня голова кружится на тебя смотреть. Пора дух перевести, согласен?
– Не-а.
– Пойдем с тобой полетаем. В воздух поднимемся.
– Не-а.
Пытаюсь сдернуть его с лошади, но он вцепился – и ни в какую. Лесли некоторое время за нами понаблюдал и спрашивает:
– В чем, собственно, загвоздка?
– Мне, – говорю, – нужно передохнуть от этого мельтешения. Нужно в воздух подняться. Воспарить над землей. Понимаешь меня?
– Еще как.
– Вот в этом, собственно, и загвоздка.
– Слышь, есть у меня одна идея! – выкрикивает Лесли, проверяя билет у какого-то мальчонки. – Я за ним пригляжу. Он со мной не пропадет.
