Мари, твоя просьба глупа, я глуп, что в свое время засеял эти зерна в твоей голове. Оставайся дома, выходи замуж и наслаждайся свежестью океанского бриза. Ты можешь гулять нашими тропинками, сидеть в саду с томиком поэзии Шекспира. Держу пари, твоя закладка до сих пор находится на сонете 116. Я так люблю слушать его в твоем исполнении… Когда город начинает давить на меня, мне кажется, что я слышу твой голос:
If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved.
Я скоро приеду, Мари. И мы обо всем поговорим.
В первую очередь мы обсудим твою просьбу и то, как сложно женщине найти приличную работу в городе. Разве что ты планируешь стать гувернанткой.
Хотел дождаться нашей встречи, но рука сама выводит буквы в желании все-таки поделится важной новостью. Мари, кажется, я влюбился.
Твой преданный друг Вильям.
Мари держала в руках письмо, которое ждала на протяжении нескольких недель. Она пыталась понять, как этот лист бумаги умудрился сделать ее сначала счастливой, а по истечении нескольких минут – печальной. Она сложила письмо, глубоко вздохнула и устремила свой взгляд к горизонту. Ответ она хотела написать как можно скорее и отправить его завтра, но тут же убрала эти мысли со своей головы. Она должна остыть, успокоиться. Он писал, что вскоре приедет, возможно, даже не застанет ее письма.
Вечер наступил очень быстро, но Мари так и сидела в плетеном кресле в саду за домом, наблюдая, как солнце прикасается к океану. На столике возле потушенной сигареты лежал томик поэзии Шекспира, открытый на сонете 116.
– Кажется, я влюбился… – прошептала Мари. – «Let me not to the marriage of true minds».
– Эпистолярный все же, – пробубнил Томас.
– Не совсем, я же сказала, не стоит пока читать, – она вырвала страницы из его рук, положила их на свое место и снова закурила.
– Роман в письмах, – сам себе повторил Том. – А что… Это тренд сейчас.
Они оба молчали, Камилла курила, глядя в окно. Томас ожидал, что она поделится деталями истории.
– Так ты понимаешь, что дальше будет?
– Пока нет, – Камилла еще раз затянулась и потушила сигарету.
– Ну что ж, – Томас хлопнул в ладоши, – я хотел узнать, как ты. Но, судя по всему, тебя лучше оставить одну.
Он подошел к ней и по привычке быстро поцеловал в макушку, а затем отправился к двери.
– Томас, – прошептала Камилла, все так же глядя в окно, он остановился у двери, ожидая продолжения. – Скажи хотя бы, что ты скучаешь по мне.
Томас остановился, мысленно ругая себя за то, что не посмотрел по сторонам. Машина пронеслась практически перед ним, оставляя отголоски воплей водителя. Томас перешел дорогу и сел в свою машину. Он еще раз посмотрел на открытое окно Камиллы, надеясь, что она выглянет и помашет ему рукой.
С тех самых пор, как он ее встретил, чувство вины стало его компаньоном, оно стало тенью, которая не покидала его даже после захода солнца. Почему бы не уйти от жены, не сказать Лилит, что все кончено, и просто уйти? Ответ был прост, как рецепт яблочного пирога, – Томас был трусом. Он боялся своих чувств, боялся остаться лишь с Камиллой, без подстраховки в виде своей жены, боялся, что разлюбит Камиллу так же, как в свое время разлюбил Лилит, боялся признаться сам себе, что боится…
Он завел машину, потом снова заглушил, сидел, таращился в ее окно. Спустя пару минут Томас снова завел машину и практически сразу ее заглушил.
