– Любовь свою хоронить поехал… И не доехал.
– Кого он поехал хоронить, Фердинанд? Тот, кого он поехал хоронить, протух давно, ваш Аланд столько времени лежит.
Абель сам не понял, как он мог его ударить, но он ударил Вебера в лицо. Вебер упрямо зажимая разбитый нос, не давал Абелю себе помочь.
– Что ты дерешься? Сам начал спрашивать… Ничего тебе не буду говорить, дурак.
Вебер размазывал по лицу кровь, стряхивал ее с руки на пол, попятился от Абеля, зашел в душ и закрылся. Пришел Гейнц, увидел пустую кровать Вебера, на полу капли крови и, медленно бледнея, спросил:
– Что у тебя тут, Абель?
– Сейчас подотру, Гейнц, не уходи. Черт с ним, – это он уже сказал про Вебера. – Сейчас я ему сладкого дам, успокоится. Не знаю, насколько это так, но то, что он сказал, вполне может быть.
Абель наклонился к полу, собирая салфеткой капли крови. Гейнц налетел на Абеля, подцепил его за рубаху, врезал Абелю кулаком, тоже в нос, кровь полилась ручьем.
– Почему ты о нем так говоришь?! Это ты его в убожество превратил!
– …А я думал, что это ты ему кишки с легкими перемешал…
Абель зажал переносицу, вид крови почему-то перестал вызывать у Гейнца дурноту, он смотрел на разбитый нос Фердинанда с удовольствием.
– Слушай, Абель, пойдем договорим.
– Гейнц, он видит Аланда. Он мне даже кое-что рассказал. Переубивать друг друга мы еще успеем, с Аландом появилась хоть какая-то зацепка. Главное, он жив, и круг поиска несколько сузился. Не скажу, что он указал точный адрес, но это уже реально найти.
Вебер вышел из душа и рассмеялся на Абеля.
– Так тебе и надо! Спасибо, Гейнц, а то он меня бьёт.
– Так ты – его?! – Гейнц снова двинулся на Абеля.
– Извини, Рудольф, – сказал Абель. – Я не хотел его ударить, Гейнц, не знаю, как это вышло. Он меня доконал.
– Тебя? А ему ничего?
– С ним не должно этого быть, я много лет занимаюсь гипнозом, этого не может быть. Аланд тоже постирал ему многое из времен его золотого детства, иначе бы он не был нормальным. Ты просто не знаешь, что над ним вытворял его отец, что с ним сейчас, я не могу понять.
– Абель, я хочу пирожное с кремом, принеси, – сказал Вебер капризно и требовательно.
– Гейнц, посмотри, в холодильнике, может, осталось?
– Сам посмотри. Хватит распоряжаться, Абель.
– Да, пусть сам принесёт, – подтвердил свою волю Вебер.
В комнату вошел Кох, разложил на столе карту.
– Фердинанд, смотри, – сказал он. – Это от Нарвы километров пятьдесят по ревельской дороге. Здесь поворот, вернешься километра три назад – указатель заметишь. Здание он описал верно. Бери документы, Гейнца, машину – поезжайте оба, машину Аланда все равно кто-то отогнать должен, его за руль не посадишь.
– Вильгельм, а с этим как? – спросил Абель, кивая на Вебера.
Гейнц во все глаза смотрел на Вебера, что-то изменилось в его взгляде.
– Рудольф, пойдешь со мной, – сказал Кох. – Поспишь сегодня у меня.
– Я не хочу, – возразил Вебер.
– А чего ты хочешь?
– Я сказал, чего я хочу.
– Что он сказал, Гейнц?
Абель уже ушел переодеваться, вышел в дорожном костюме.
– Гейнц, что ты встал? Ты не поедешь?
– Поеду, с Вебером что-то не то.
Гейнц видел в глазах Вебера слезы, но это не детские слезы каприза, это был злой и цепкий взгляд Вебера.
– Я сам ему дам его проклятое пирожное. Иди, собирайся живо. Паспорта не забудь.
Абель принес пирожное, снизу обернутое вощеной бумагой.
– На, чудовище, объешься и лопни.
Вебер взял пирожное аккуратно за обертку, развернул получше и запустил Абелю в лицо. Абель, отплевываясь, только отвел руки в стороны – вся эта жирная грязь валилась с его лица на только что надетый костюм. Гейнц неуверенно улыбнулся, всматриваясь в глаза Вебера.
