Абель застонал.
– Да, фенрих, её так зовут, – подтвердил Аланд.
– Так вот, она входит в подвал, помнишь, Фердинандик, когда нас выкрали семь лет назад, нас в нём закрыли? Я, значит, как полагается, лежу на столе, всё болит, а Абель ей и говорит: угощайтесь, фрау Агнес, сигаретой, я знаю, что вы любите покурить в одиночестве, этот старый осёл… видимо вы, господин генерал (это не я, это так во сне) не знает об этой вашей слабости, он о вас вообще мало знает. Щёлк зажигалочкой, дымком тянет! А потом Абель её обнимает…
Аланд рассмеялся, Абель бледнее смерти шумно дышал рядом, Вебер натянул на голову подушку.
– Ну, это же сон, Фердинандик! Я же не виноват, что такое приснилось… Самое главное забыл сказать!
– Фенрих, я тебя задушу, – пообещал Абель вполне серьёзно.
– Да ничего такого, Фердинанд! Главное, что он с неё эти букли, очки снял, говорит, мне твоя морда, то есть лицо, конечно, так куда больше нравится. Ты, говорит, перед другими такая ходи, а я тебя настоящей, знаю, можешь не прятаться. А она такая красавица! Он всё лицо ей зацеловал, я чуть от зависти не умер. А она его так – бряк! Оттолкнула и говорит, что вы себе позволяете, доктор Абель! Но, господин генерал! Обалдеть, какая красавица!
Аланд смахивал слёзы от смеха. Вебер почувствовал, что подушка вжала его голову в матрас.
– Абель, у ребёнка пора эротических снов, ты его alter ego, кто ему ещё мог присниться? Не я же!
– Сволочь ты, фенрих! Пусть тебя хоть танком переедет, я тебя больше склеивать не буду, так и знай!
– Фердинандик, ну это же сон! Что ты сердишься?
– Ладно, кури, Вебер, одну заработал, – сказал Аланд, успокаиваясь, дал Веберу сигарету и отправил остальные в мусорное ведро. – Не вздумай достать, руки отобью.
– Понял, господин генерал, так мне можно встать?
– Пусть он уберётся отсюда, господин генерал! – сказал Абель.
– Да, пусть уберётся. Сходи в зал, Фердинанд, побоксируй, аккуратно. А я его выпровожу, пока он ещё чего-нибудь не вспомнил.
– Правда, больше ничего, ну, Фердинанд, не злись. Я хотел, чтоб ты тоже улыбнулся, я не могу, когда ты такой мрачный.
– Застрелиться что ли? – пробормотал Абель.
– Не пытайся, Абель, я у тебя все патроны из пистолета вытащил, можешь проверить.
Абель достал пистолет, вынул обойму и оглянулся на генерала.
– Вот так, Абель. Всё, сны забыли, давай лучше делом займёмся. Фенрих, ложись-ка мордой, то есть лицом, конечно, вниз. Смотри, Абель, – Аланд поставил руку над спиной Вебера, и Вебер почувствовал мягкое тепло, идущее от его руки.
Вебер поднялся, как заново рождённый, тело гудело от прилива сил, он первый раз после странного «наезда» странной машины вышел во двор. Лежал снег, совсем тонкий и очень белый. Вебер подбирал его с травы и растирал им лицо, с благодарностью посматривал на небо, любовался деревьями, прекрасными даже в их глубочайшем сне.
– Фенрих! – услышал он голос Гейнца.
Гейнц бежал к нему, Вебер улыбался и ждал, когда его сметёт уже раскрытым объятием Гейнца, но Гейнц схватил его очень осторожно, деликатно, потащил куда-то вглубь деревьев и заговорил, сразу перейдя на шёпот.
– Рудольф, она приезжала!
– Кто?
– Твоя Анечка, час назад уехала. Спрашивала, что с тобой приключилось, почему ты три недели не звонишь, не приезжаешь. Короче, её Адлер ей тогда сообщил, что ты заболел, она о тебе распереживалась, и они решили, что раз и Карл не едет, то совсем твое дело плохо. Абель меня к ней послал, говорит, иди познакомься!
