– Прошу прощения, господин генерал, не знал, что у вас совещание высшего офицерского состава. Что же вы Карла не позвали?
– Хочешь зайти, заходи, – предложил Абель.
– Не хочу. Карл у себя?
– Гейнц, – сказал Аланд, – с Карлом все в порядке.
– Гейнц, – почти копируя интонацию Аланда, сказал Абель, – я тебе подарок привез. Копии старинных музыкальных текстов, в монастырях нашел, об этих рукописях мало кто на свете знает.
Гейнц промолчал. Абель искуситель. Вопрос Гейнца в Корпусе звучал как Путь музыки, и Гейнц много лет писал огромный, подробный труд об истории развития музыки, по разным культурам, эпохам, анализировал музыкальные тексты разных эпох – это исследование было главной его отрадой. Он и сам поездил по монастырям, порылся в нотных библиотеках Европы, но восточная музыка – особый интерес, информации по нему у Гейнца меньше всего.
Абель улыбался так, словно ничего не произошло, Гейнц пошел к Клемпереру.
Карл сидел за роялем и гонял пассажи поврежденной рукой, гора упала с плеч, рука Карла в порядке.
– Смотрю, Гейнц, даже не мешает, не пойму, почему сначала было так больно.
Гейнц по стенке съехал на пол и остался с блаженной улыбкой сидеть на полу.
– Слава Богу, Карл, там у Аланда малый совет.
– Пусть договорятся. Абель руку мне привел в порядок минут за десять, смеется, улыбается, как в раю. Я на него и рассердиться не смог. Вебер успокоился?
– Мы с ним поболтали, вроде бы успокоился.
– Гейнц, но рука, как играла, так и играет, даже какой-то зуд приятный по руке, как малое электричество.
– Дай руку, – Гейнц, не вставая, протянул свою.
Карл подошел, протянул руку.
– Да, хорошая рука.
– Абель сыграл сумасшедшего. Все хотели порадоваться – всех взбесил. Ну его, Гейнц, он всегда был странный, но не до такой степени, конечно.
– Сказал, что он мне копии каких-то древних музыкальных рукописей привез, а я его убить шел за тебя.
– Сам разберусь. Знаешь, по-моему, он болен, у него руки похудели. Может, он потому и стенкой закрылся, так ему с моей массой не совладать, даже неудобно. Не скажет, конечно.
– Фенриху тоже что-то такое показалось.
– Ты помнишь, чтобы у Абеля были ледяные руки? Ему и лед доставать не надо, не холодные, Гейнц, ледяные, и белые, как снег. Он меня склеил, приобнял, чтобы к двери – и на выход, а от него холод идет.
– Вымотался с дороги, отоспится – согреется. Может, этой выходкой Абеля все и закончится? Пойдем, послушаем, о чем они там?
Гейнц с Карлом расположились на диване, Абель сам налил им чай.
– Где фенрих? – спросил он. – Вы его бросили? Схожу за ним, нехорошо.
Абель посмотрел куда-то в сторону и повторил:
– Нехорошо.
Абель быстро вышел.
– Опять юродствует? – спросил Гейнц.
Аланд тоже смотрел в пустоту, не ответил. Кох смотрел на Аланда.
– Идите, господин генерал.
Аланд вышел. Карл рассмеялся.
– Полковник генералу – идите? Это что такое, Вильгельм?
– Отстань, Карл. Вебера в покое оставьте, он переволновался.
– Да он всегда такой, трепещет, как свечка на ветру.
– Чтоб не задуло.
Глава 25. Омуты
Абель вошел к Веберу, взял его за плечи, Вебер не мог смотреть на его улыбку: схватил бы его, прижался и ни о чем бы не спрашивал.
– Так и будешь на меня обижаться?
Абель сумел заглянуть ему в глаза, Вебер не реагировал. Вошел еще и Аланд.
– Господин генерал, это кошмар, как он на меня рассердился.
– Он все еще думает, что ты Карлу руку сломал.
– Гейнц наябедничал? Он врет, Рудольф, у Карла вообще ничего не было с рукой, только что сидел пассажи гонял, правда, господин генерал?
