Глава 63. Первое чудо Корпуса
Следующий концерт, на который Анечке удалось попасть, был 29 апреля в Берлине. Дальние разъезды Аланд ей не разрешал, держал ее под постоянной опекой Агнес. Теперь Аня видела заполненный до пределов огромный зал, и Вебера отстраненно выходящего на сцену. Не настойчивые аплодисменты и восторженные оценки, игра – сама его игра – ввергала ее в оцепенение. Этот человек, спокойно, внутрь себя улыбающийся на сцене был ее муж. Перемена за семь месяцев в Вебере произошла разительная, ей трудно было вынести любое его отсутствие, стало совершенно необходимо, хоть несколько раз за день, окунуться в покой его глаз, нужно было, чтобы он вошел домой и без слов прислонил ее к себе, долго держал ее в кольце своих рук, отводя все тревоги.
Вебер сошел со сцены к ней, передал ей цветы, что ему надарили, пока он сходил со сцены, обнял ее плечи. Перед ними расступались, а он никого, коме нее, не замечал.
– Не волнуйся так, пожалуйста, – шептал он ей. – Я тебя прошу, тебе нельзя волноваться. Не стоило ехать… Не знаю, зачем отец тебе разрешил…
Но Анечка также шепотом говорила, что она должна была всё это видеть, он не понимает, как она счастлива сейчас, и как ей нужно восхищение им.
Вебер уводил ее от посторонних глаз, за спиной его ограждали от желающих пробиться к нему его друзья. Он заметил, что ее рука сама ложится на живот, понял, что волнение растревожило ребенка.
– Тебе больно?
– Немного тянет.
Она и дышала не так, как всегда, глубже и чаще. Аланд быстро спустился с крыльца, кивнул Веберу с Аней на заднее сиденье, помог сесть Агнес и сел за руль.
– Не волнуйтесь, – сказал он. – Всё так, как должно быть.
– …Он никогда так не играл, – шептала Аня.
– Отец, скорее, – глухим от волнения голосом просил Вебер.
Машина ехала по городу.
– Тебе плохо? – Вебер видел только меняющееся лицо жены, посматривал на Аланда, едущего аккуратно, но довольно скоро.
– Что-то не так, отец…
– Все так, как должно быть, – повторил Аланд, он смотрел на дорогу и спокойно улыбался.
Аланд и Агнес занимались в спальной приготовлениями, Вебер сидел с женой, он старался держать руки у нее на боках, на животе, а она забирала его руки в свои, прижимала к щекам, любовалась Вебером, смотря на него с такой доверчивостью, он волновался все сильнее. Силы свободным вихрем гуляли в нем, устремлялись к ней и оберегали её. Схватки, боль меняли ее лицо, в этом была какая-то высшая правда творения, когда содрогаются земля и небо, когда горы встают на дыбы, когда небеса подергиваются дымом и мглою, когда земля стонет и рушится потому, что вот-вот ярким горячим потоком из ее недр вырвется новая жизнь.
Аланд усадил Вебера у Анечки в головах, велел придерживать ее плечи, и обоим (и ей, и ему) правильно дышать. Сам он бродил у окна в углу комнаты, Агнес колдовала в ногах, прикрытых стерильными простынями. Анечка прятала лицо Веберу в грудь, где заходилось его сердце. Она не кричала, иногда стонала и утыкалась в грудь Вебера сильнее, он сильнее обнимал ее, ловил ее взгляд, впитывал в себя ее боль, сбиваясь с дыхания и едва контролируя его.
Под тихие уговоры Агнес раздался первый крик ребенка. Анечка как обмякла, сама отстранила Вебера и легла головой в подушки. Веберу Агнес протягивала беспомощно размахивающее ручками и ножками крохотное, еще всё в крови, существо, которое всё помещалось в ладонях Вебера.
