Мышонок… Она не сможет обойтись без него.
Я вскакиваю с пола и бегу к лежащему у двери Мышонку, едва не споткнувшись о коврик, – так тороплюсь вернуться к дочери.
– Вот и Мышонок, дорогая, – шепчу я, опускаюсь на колени рядом с ней и подкладываю игрушку ей под руку.
Я просовываю ладони под Фрейю и…
Стоп.
Половик.
Мне нужно спрятать половик. Что, если на нем остались какие-то следы? Что-то, чего я не вижу, – но это ярким лучом маяка привлечет внимание полиции. От половика надо избавиться.
Я шарю руками под ним. Приходится поднапрячься, чтобы поднять Фрейю вместе с половиком, но мне это удается, и я несу ее, как завернутого в пеленки младенца, к задней двери на кухне. Надеваю туфли, выбрав их из беспорядочной кучи обуви на коврике, и пытаюсь повернуть ключ в замке. Ничего не выходит. У меня не получается поворачивать ключ и одновременно держать на руках Фрейю и половик.
Пинаю дверь, которая дребезжит в раме.
Я не могу унести все сразу. Мне придется вернуться за половиком.
Давай быстрее.
Я кладу свою ношу на пол, затем толкаю дверь и одновременно поворачиваю ключ. Замок со щелчком открывается. Хватаю большую связку ключей и тяну дверь на себя.
Она распахивается, и холодный ноябрьский воздух проникает в дом. На мне по-прежнему надета лишь фланелевая пижама в красно-синюю клетку, которую Эйден купил мне четыре Рождества назад. Наше последнее Рождество вместе. Я дрожу. Мне холодно – так, что спина коченеет. Я беру Фрейю на руки и целую ее в лоб.
Мои глаза привыкают к дневному свету. Все изменилось. Окрестности выглядят иначе, словно я попала в другой мир. И, возможно, это все… возможно, это всего лишь дурной сон.
Цепляюсь за эту мысль, а леса вдалеке искрятся в лучах восходящего солнца, сверкая инеем.
Я быстро шагаю по гравийной дорожке, которая ведет от дома вниз к фруктовому саду. Сухая трава царапает мои голые лодыжки, когда я пробираюсь сквозь нее к реке, перешагивая через яблоки, которые летом упали с деревьев и разложились, превратившись в перегной. Раньше сад был идеально ухожен, ветви тяжелели от плодов. Теперь в воздухе висит запах гнили.
Добравшись до дальнего края сада, я иду вдоль забора на юго-восток, туда, где небольшой мост пересекает самое узкое место реки. У ивы. Я открываю ворота, слушая свое шумное дыхание. Туфли стучат по деревянным перекладинам, пока я иду по мосту. Кожу на шее покалывает, и я замираю. Кто-то наблюдает за мной?
Но здесь никого нет. Никто не смотрит на ферму, и никто не сможет увидеть, что я делаю. Никто за мной не наблюдает.
Иди дальше.
Бегом пересекаю небольшой открытый участок земли и скрываюсь в густой роще серебристых деревьев. Леса со всех трех сторон окружают территорию, расположенную к югу от дома, но те деревья, что растут на юго-востоке, особенные. Они выиграют для меня время, пока я решу, что делать.
Иди дальше, Наоми. Скоро ты проснешься.
Деревья склоняются надо мной, как немые свидетели происходящего. Порыв холодного ветра ударяет мне в лицо, и я поднимаю взгляд на промерзшие ветви. Они мне знакомы. Я добралась до нужного места – это определенно оно. Кладу Фрейю на неровную землю, и меня вновь охватывает то же чувство. Кто-то наблюдает за мной. Что, если полиция и Эйден уже прибыли и последовали за мной? Я оглядываюсь через плечо, сердце колотится, дыхание сбивается.
Я одна.
Сдвигаю одеяло из разложившихся листьев, чтобы добраться до замерзшей грязи, и начинаю рыть мерзлую почву руками. Пальцы покраснели и одеревенели, и по мере того, как они начинают неметь, мои движения становятся все более исступленными. Но я потею: напряжение и стресс вытекают из моей кожи.
