Вот так. Сейчас на пенсии, ну, – ты знаешь. Иногда вечерами уже становится прохладно. Вот в один из таких вечеров я вытащил старый альбом. Положил на колени и открыл. А там снимок: она, Оля, я и её остолбеневшая подруга. Двумя руками Оля крепко держит меня под руку… Когда это приятель успел щёлкнуть?!
Мне показалось, что в комнате, где мы сидели, повеяло забытым запахом, и нота звучит: тоненько-тоненько…
– Ну, вот, – закончил рассказ мой друг. – Такая, значит, случилась история с географией…
– Да-а, – я потянулся за бутылкой, но передумал.
Мы сидим молча. Какой-то мотылёк кружится вокруг пламени. Кружится, кружится.
Кружится себе…
Tabula rasa или прерванный разговор
Пробки. Сплошные пробки. Чувствую, что опаздываю, но беспомощная сердитость ни в чём не могла мне помочь. Как и чуть позже, когда крутился в поисках парковки. Вторая половина дня, все едут с работы, все торопятся перебраться в домашние тапочки, в которые, кажется, стекут все заботы дня и можно освободившейся душой раствориться в тёплом уюте дома.
У меня тоже есть дом. Плюс тапочки у порога. Но минус уют. Может поэтому я договорился с приятелем (у него тот же плюс-минус) встретиться в небольшой забегаловке недалеко от его дома. Вот только поставлю свою машину…
Нахожу, наконец, небольшую дырочку в цепочке запаркованных машин и хорошо ли, плохо ли, ухитряюсь затолкнуть туда свою. Остаётся через несколько «зебр» перебраться на другую сторону площади, и я вольюсь в вялый ручеёк более-менее постоянных посетителей пивбара, где у меня назначена встреча. По пути пробегаю мимо известного любителям французской выпечки «Cafe de la Paix». Тёплый запах настоящего сливочного масла, горячего шоколада и кофе. Отвожу глаза от призывно глядящих на меня крутобоких круассанов и другой душистой и разноцветной «кондитории». Чудесное место, пусть и дорогое, ноги в его близости, словно сами, липнут к тротуару. Но не сейчас, не сейчас: я и так опаздываю.
Да, – опоздал. Друг ждёт, по-видимому, давно. Хорошо, что не один, как раз сейчас он в компании двух тощих и высоких бокалов. Один уже сиротливо пустой, второй – с ободком пены высотой в хороший глоток. На стуле, по другую сторону стола, его сумка. Так он держит мне место, и он уже устал отвечать на бесчисленные поползновения: – Да, да, занято. Не видно, что ли…
– Пиво?
– Да, пиво. Привет. Извини…
– Конечно, что ж ещё, – согласился он, не ответив на приветствие. Безразличная усталость текла из глаз, замкнутых тёмными окружиями бессонницы. И ещё – запечатанная в них грусть и тревога. Пока я разглядываю его, принесли ещё пару бокалов пива.
– Ну, колись, что приключилось на сей раз?
– Ровным счётом ничего такого, что бы не приключалось в прошлый, позапрошлый и поза-позапрошлые разы. Просто, чувствую, – нет у меня больше сил…
– Поругался с шефом в очередной раз.
– Да нет, не то, чтобы… Сама работа достала.
– Во даёшь! У тебя работа, – я мечтательно запрокинул голову, – дай Б-г другим! Ты же не ящики таскаешь и не за станком стоишь. Сидишь себе, пописываешь…
– Сказав это, я понимаю, что чуточку передернул и что приятелю приходится хорошо побегать, или ждать на сквозняке событий во всяких присутственных и – по умолчанию – отсутственных местах десяток слов, брошенных каким-то местным или заезжим бонзой. В лучшем случае, – висеть часами на телефоне, чтобы добыть какие-нибудь тощенькие данные или бесконечно забрасывать для этого сети в Сети, в Интернет, значит… Короче – ловить тему, даже если временами ему приходилось ползти по лезвию «можно-нельзя».
