Что-то там про подростков - страница 19
Годами позже, словно очнувшись после глубокого сна, мне пришло напоминание о тех прекрасных годах, оставшихся за бортом шестилетия. Иногда мы даже пытались восстановить то, что было утрачено, при помощи организации совместных планов на послеурочное время: чаще всего – играя классом в снежки, с последующими проводами до дома уже без класса.
Но никогда больше мы теперь не были настоящими: я, узнав о существовании Марти, с головой нырнул в безответственность, наглость и даже грубость. Она же превратилась в умелого кукловода, ловко вертящего младшей половиной школы, постепенно вживаясь в роль человека высшего общества. Начался переходный возраст – совсем не осталось времени на какие-то глупые разговоры о прошлом, и уж точно никто не собирался отстраивать древние, засыпанные пылью отношения.
Впредь до пятнадцати лет понятие «дружба» лавировало где-то между притворством и настоящей любовью – которую брат проявляет к сестре, или же наоборот, в более позднем возрасте, – изредка обнаруживаясь в мимолётных разговорах по душам. До того момента, пока я не влюбился в неё по-настоящему.
Резкий скачок в мировоззрении не прошёл мимо фундаментального желания вернуть всё назад. Такое явление совсем не редкость для любого из нас – мы всегда хотим обернуть время вспять или же, напротив, убегая от прошлого, строим планы на великолепное будущее; но никто, никогда не замечает настоящего. И в тот момент, стоя посреди заваленной хламом прихожей я увидел его – увидел настоящее, которое сложно ощутить и почти невозможно постичь. Я понял почему никто не хочет жить сейчас: просто нет времени, чтобы осознать происходящее. Всё, что мы имеем на данный момент – глупые эмоциональные порывы и никакой объективной оценки реальности. Совсем не хватает сил на последовательные суждения – ты либо рад, либо нет. Но за четыре года отвращение с лёгкостью взмаха женской кисти может превратиться в изумительное воспоминание о лучшем дне твоей жизни.
Освежая в памяти путь, который преодолела наша связь, я дрожащими руками стягивал ботинки и передавал куртку Кире, чтобы она нашла более-менее подходящее для неё место. Она сказала, что устала от сборов, а я хотел сообщить, что устал мучатся от тяжкого чувства неразделённой любви.
Мы прошли на кухню. Её невероятно ласковый голос обходительно осведомился о желании насладиться чаем; между тем я никак не мог собраться с силами, чтобы поделиться тайной, из-за которой страдал буквально каждый день последнего месяца. У неё был парень, была куча поклонников, а я – всего лишь воспоминание, с которым иногда можно неплохо провести время на прогулке.
Поставив кружки на стол, она подсела рядом. Я никак не мог оторваться от её замечательной улыбки, её изумительного личика, утратившего в ту секунду всякий изъян.
– Эй, ну ты чего? – Вдруг сказала она, не упуская своей жизнерадостности.
Положив свою ладонь на её руку, я оказался на краю тонкого лезвия, исход путешествия по которому зависел не от меня. Лёгкие точно залились свинцом, в горле не было кома – его разъедали подступающие признания. И тут из неоткуда явилось наваждение о том, что нет никаких шансов. Вся моя смелость и дерзость уже давно лежали в руинах испытываемых чувств. Поэтому я предположил, что не стоит разрушать её отношения, не нужно ворошить какие-то детские, ничем не похожие на подростковые, чувства – я струсил так, как не трусил никогда.