Чтоб служба мёдом не казалась - страница 9



– Назови республики СССР! – командует замполит.

Сережка долго молчит, тужиться, то и гляди, пукнет, а потом как брякнет:

– Волгоградская народная республика, столица – город Украина!

Хоть бы прикидывался, да нет – дурак натуральный. В истопники его, на дальнюю «точку», в Казахстан!

Наш ротный, капитан Антропов, лекции читал мастерски. Любо-дорого послушать. Вот, например, вступление:

– Кто вы есть? Вы есть черви в говне! Кто есть я? Я есть красная лампочка, излучающая свет знаний! И вы, б…, тянитесь к свету, внимайте!

А далее делал удивленное лицо и спрашивал:

– А х… вы не конспектируете?

Ротный на службе редко появлялся – то по бабам, то в запое. Зато старшина Смолин отирался в казарме круглые сутки. Неплохой он, в принципе, был мужик. Но, видимо, все старшины одинаковы, им бы ротой полотеров командовать, а не боевой единицей. (Тут я внесу ясность: в роте были как бы два старшины – официальный, прапорщик, и старший сержант, из срочников, он обязанности в отсутствии прапорщика выполнял. О сержанте – старшине я вначале и упоминал).

Забросить бы Смолина в страну загнивающего капитализма, он бы с безработицей враз покончил. Встанет посреди казармы, вертит, как ворон, головой, жертвы ищет. Кто от занятий сачканул, мимо Смолина не прошмыгнет. Мы воздушную границу Родины стережем, старшина – нас:

– Поди-ка сюда, голубчик, возьми-ка тряпочку!

Суббота для прапорщика – самый главный праздник, парко-хозяйственный день, генеральная уборка. Наша казарма еще при царе построена. Стены – в метр толщиной, полы толстыми плахами выстелены, а то бы воины их давно до дыр протерли. И натяжки тут нет никакой.

Каждую субботу брали мы кордоленту – войлочную полосу, утыканную, как щетка, железными шипами, и скоблили ей пол добела. Выскоблим, сметем опилки, вымоем пол с мылом (если мыло есть), покрасим красителем, который на воде разводился. За полчаса пол высохнет, давай его мастикой натирать. Катаем по казарме обитую шинельным сукном железнодорожную шпалу (эту шпалу почему-то называли «Понедельник», впрочем, в каждой роте это орудие наведения лоска имело свое имя), а по радио музыка звучит, группа Стаса Намина сладенько так напевает:

– Как прекрасен этот мир, посмо-три-иииии!

Как я тогда эту песню ненавидел!

Пол, как в Кремле блестит, радует глаз. Наш глаз, но не старшинский.

– А ну-ка, отодрать все заново!

– Почему, товарищ старшина?

– А мне колер не нравиться!

– Доколе ж перекрашивать будем?

– А покуда мне колер не понравиться!

Выбор пластинок в радиоузле небогат. И вновь плывет по казарме нехитрая песенка о том, как прекрасен этот мир. Мать его так!

Мы-то думали, что дадут нам в части возможность тренироваться. Выиграем первенство Уральского округа, поедем на первенство Вооруженных Сил, мастерами станем. Хрен там – загнали нас под землю, на командный пункт полка специальность планшетиста осваивать. Зачем мне это на гражданке? Пол службы – на дежурстве, пол службы – в казарме, на «половой» работе. Месяца три так раком и простоял.


«Цыплята» ПВО «летали» от заполярного Салехарда до южного Каспия


Когда молодой воин жаловался зам. комвзвода Кулику, что никогда, никогда (память слабая, руки трясутся и прочее) не сможет освоить военную специальность, тот говорил:

– Ничего, в цирке вон медведя учат кверху жопой ходить!

И объявлял два наряда.

После армии я лет десять исправно ходил на пресс-конференции, которые проводились в цирке. И журналисты задавали вопросы дрессировщикам: