– Мне же его под честно-пречестное на три часа дали! – шептал он.
Надо идти просить, чтобы мяч отдали! – сказал Коля Осташевский.
– Вот ты, такой умный, и иди! – сказали другие мальчишки.
– Кто забил, пусть тот и идёт! – сказал Коля, поглядывая на Серёгу. Да было и так ясно, что идти Серёге.
Серёга встал, пошмыгал носом и пошёл к проходной, где его уже поджидал ухмыляющийся охранник.
И тут я не знаю почему, но я вдруг пошёл по травянистому откосу насыпи и бросился за Серёгой. Вообще-то я думал, что все мальчишки побегут за мной… Но никто не побежал. И даже кто-то сказал:
– Во Пифагор – лопух! Сам на рожон лезет! Я догнал Серёгу и пошёл с ним рядом.
– Ага! – ухмыльнулся охранник, блеснув металлическими зубами.
– Чего «ага»-то? – смело глядя ему в глаза, сказал Серёга.
– А вот сейчас отведу тебя к учёному секретарю – тогда узнаешь!
– Да хоть к печёному, хоть к мочёному! – бесстрашно ответил Серёга.
Я, конечно, молчал, но не отставал от Серёги ни на шаг! Охранник даже растерялся.
– Ага! – сказал он. – Ага! Храбрые какие! Сейчас посмотрим, какие вы храбрые!
И он цепкими железными пальцами вдруг схватил нас за уши и поволок по коридору, а потом по лестнице на второй этаж.
– Ну, ты! – кричал Серёга. – Отпусти ухи! Отпусти! А я всё никак не мог так извернуться, чтобы укусить его
за руку. Прихохатывая, охранник втолкнул нас в комнату,
и мы услышали строгий голос:
– Что это такое! Я спрашиваю, что это такое!
– Вот! – сказал охранник. – футболисты! Те самые!
– Я не о том! Немедленно отпустите их уши! Охранник разжал пальцы, и мы увидели комнату, всю заставленную какими-то приборами, и тётеньку – ту самую, в очках!
– Тётенька! – закричал Серёга. – Отдайте мяч! Я вас очень прошу, и вот он тоже, и мы все!
– Вас же предупреждали, что здесь играть не положено, – сказала она.
– Мы больше не будем! – заныл Серёга. – Это не наш мячик, отдайте, пожалуйста.
И тут я увидел на большом письменном столе, заваленном разными бумагами, наш мячик! Я увидел его и прикинул, как бы так его схватить и выкинуть в окно нашим ребятам. А с нами пусть что хотят потом делают. И ещё я увидел на письменном столе фотографию какого-то солдата – совсем мальчишки.
– Пифагор! – закричал Серёга. – Ну хоть ты скажи! Пусть мячик отдадут. Он же не наш.
– Как? – вдруг заинтересовалась строгая тётенька. Она даже перестала что-то писать на листках бумаги. – Как он тебя назвал?
– Пифагор, – пояснил Серёга. – Сокращённо Пифа…
– Вы хоть знаете, кто это был? – спросила она, поворачиваясь к нам на стуле и пристально глядя сквозь свои огромные очки.
– Математик, —сказал я. – Древнегреческий. Что мы, вообще, что ли, серость? Мы уже в третьем классе.
Я не о том! – сказала она, доставая коробку «Казбека». – К тебе-то он какое отношение имеет?
Я пожал плечами.
– Я спрашиваю, – сказала очкастая, – почему тебя называют Пифагором?
– Дураки! Вот и называют! – сказал я, глядя в пол.
– Сам ты дурак! – сказал Серёга и заискивающим голосом объяснил: – Он, тётенька, думает, что открыл нечётный закон!
– Кто думает?
– Пифагор!
– Настоящий или вот этот фрукт? – сказала тётенька. – Совсем вы меня заморочили.
– Наш, – сказал Серёга. – Тётенька, отдайте, пожалуйста, мячик.
А я всё стоял и прикидывал, как бы так метнуться, чтобы схватить мячик – ив окно! Тем более что окно открыто.
– Отстань ты со своим мячиком! – заругалась на Серёгу тётенька. – Ты что, серьёзно предполагаешь, что открыл математический закон?
