Довелось залезть в шкаф, в поиске костюма. Будь всё хорошо, если бы на меня не вывалился семейный альбом, в котором также в картонных рамочках были фото из моей дивизии. «Ну здравствуйте, мои призраки прошлого…» – пробубнил под нос сам себе, поднимая альбом с пола. Я и вовсе не собирался брать и разглядывать его, пытаться ещё больше усугубить положение моего больного сознания. Но и оставить его пылиться не мог, что-то словно подталкивало меня на это.
Первое фото: маленький я, новорожденный брат и целая семья в сборе с улыбками на лицах. По лицу невольно покатилась слеза, вторая, третья. Второе фото: Мне четыре года, обыденное семейное фото. Третье фото: Мне шесть лет, брат, приобнимающий меня маленькой ладошкой за плечо, позади нас, с явно натянутой улыбкой, сидела мать. А отец? Отец ушел. Последнее фото: За три года ухода брата на службу в горячей точке. Последнее семейное фото, выцветающие краски, серые блики, но живые люди, дорогие и единственные. Моя семья.
Прошло достаточно времени за разглядыванием альбома, успело стемнеть. Слегка отодвинув штору, выглянув покурить, я понял, что сделал только хуже. Моё сознание просто не выносит всего случившегося. В глазах буквально на мгновение раз за разом мелькают фото из альбома, писк в ушах от нерушимой тишины в квартире.
От жизни больше ничего не хотелось. Я просто стоял и смотрел вдаль раскинувшегося Петербурга. Серый город, объятый бренностью и рутиной. Бетонные коробки, вечно теснящиеся со старыми деревяшками. Дорога, ведущая куда-то за горизонт. Комната, застывшая от холода открытого окна. Тёмные шторы, защищающие сыча-затворника от внешнего мира и солнечного света. Серые стены, в которых я нашёл удовлетворение. Ранее родственная тишина, ныне же, перемешавшись с гулом собственных мыслей, давит на виски. Тоска и безнадёга. «Жизнь сыграла со мной злую шутку, да, призраки прошлого?» – спросил я у самого себя и натянуто улыбнулся.
Апатия давала о себе знать. Мне было безразлично абсолютно всё: перспективы, дальнейшее, происходящее, да и собственное существование меня порядком утомило. В полу-рассудке, потерянный в лабиринте собственного сознания, я отчаялся. Взял канатную верёвку, что когда-то спёр с дивизионного склада, затянул петлю, устроив некое подобие виселицы на штыре от люстры. Старая деревянная табуретка поприветствовала меня своим скрипом. На шее уже затянута петля. Не о таком я мечтал, не о таком грезил в юности, не такой конец хотел встретить. Что ж, пожалуй, мне пора.
Немного наклонив табуретку, я услышал звонок в дверь. В такое время, да тем более ко мне? Я решил удостовериться, а вдруг за дверью брат? Живой и здоровый, просто опоздал с выездом на Родину? Не пропадал без вести, не отправлялся ни на какую миссию. Скинув петлю, отрезав её от штыря люстры, я ринулся к двери, ослеплённый глупой надеждой. Последней надеждой…
Я распахнул дверь. Подъездный сквозняк пробил мне в лицо прохладой, но ничего более. Тишина, никого. Может, ребятня балуется? Стандартное развлечение в нашей стране. Угрюмый и разочарованный, я попёрся к кровати. Не хотелось абсолютно ничего, лишь вечной непроглядной темноты и тишины. Я привычно уставился в потолок, слегка закрывая глаза, раз за разом повторяя себе лишь одно: «Почему нельзя всё изменить, отмотать, переиграть сцену?». Мегаполис стихал, уставший город ложился спать. Уснул и я.
