Читать онлайн Ярослав Колесников - Ремиссия
© Ярослав Александрович Колесников, 2024
ISBN 978-5-0064-8868-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
«Читая книги, мы больше вникаем в сюжет,
чем пропитываемся чувствами и переживаниями автора.»
15 декабря 2019 года. Ваш покорный слуга, он же капитан полиции Петроградского района Костров Максим Викторович, просыпается у себя в квартире.
Писк в ушах, осевшая пыль, шум дороги за приоткрытым окном. Боязни простудиться у меня не было, плевать. Привстав с кровати, тёмная пелена, подступившая к глазам, родственно меня поприветствовала. Батарея из пачек сигарет рядом с пепельницей, гул набирающих обороты кулеров компьютера.
Здесь всегда так, по крайней мере, лет пять уж точно. Ничего, кроме тишины и пыли, здесь словно и не было. Лишь изредка короткие диалоги со старыми… знакомыми… Паркет скрипнул под давлением босых ног. Окружение здесь уже подавно живёт своей жизнью, олицетворяя себя, как существующую личность. В скрипе половиц кроется их хохот, в тёмных углах стен смотрят их глаза. Я усмехнулся и поплёлся на балкон, встречая лицом морозный ветер.
Предновогодняя пора. Пора чудес, прощания со старыми неудачами, подготовка ко встрече с новыми. Скрип снега на неочищенных дорогах под машинами, разговоры людей. Все куда-то спешили, все готовились к чему-то необъяснимому. Город мерцал в огнях ночи, прятался за дымкой леденящей стужи.
Говорят, люди искренне стремятся к тому, во что верят больше всего. Ныне же они стремились к обыкновенной дате, обведённой в красный круг, в календаре. Когда тебе уже малым порядком под тридцатник, а вся жизнь растянулась в один бесконечный день с пересменой на участке, когда ты повидал достаточно много до сласти хорошего и одновременно много паршивого плохого, тебя уже не так соблазняет путь вперёд в будущее, пускай, и совсем недалёкое.
Всё, что у меня есть на данный момент, квартира на Австрийской площади, доставшаяся от покойных родителей, удостоверение капитана полиции, фуражка и целая бутылка горячительного в холодильнике. Большего мне, пожалуй, уже не хотелось.
Сигарета сотлела в руках и нашла своё место в пепельнице рядом с другими поломанными окурками. Балконная дверь скрипнула, и я вернулся в свою комнату, впустив вместе с собой большой клуб холодного воздуха. На кухне горел свет. Я поправил пояс халата и поплёлся туда. На кухне, представляющей из себя 10 квадратных метров, за столом сидели он и она. Он пил свой, как всегда, чрез меру сладкий горячий чай, пока она изучала нечто любопытное на экране смартфона. Всё, как всегда. Всё, как раньше.
Я окинул их взглядом и, вздохнув, улыбнулся.
– Зайдёшь сегодня? – отхлебнув из стакана глоток, спросил он.
Она отвлеклась от смартфона и также посмотрела на меня.
– Годовщина, как никак. Пускай, очередная, – добавила она.
– Угу… Зайду. Конечно, – ответил я.
Он родственно улыбнулся мне и принялся дальше распивать чай. Я прикоснулся к электрочайнику, который оказался холодным. Конечно же, всё, как всегда. Я горьковато улыбнулся, опустил включатель чайника вниз и, оперевшись на подоконник, уставился вдаль. Горько то как, паршиво… Химия души, как её называют, давно осела на сознании, окутала собой всё тело и нещадно травила меня изнутри.
Позади раздался негромкий щелчок, в стакан улетела очередная порция одноразового кофе. Так было не всегда. Жизнь в бесконечном дне приучила меня ко всему одноразовому. Одноразовые встречи, одноразовые люди, одноразовые фразы… Как бы нам не говорили, что мы – индивидуальные и такие одни… Как бы много нас не насчитывалось на квадратный километр, мы живем в эру фирм однодневок, что никогда не выплатят тебе твою зарплату, одноразовых сигарет, что откажутся работать после определенного времени, и одноразовых людей, что встречаются нам лишь как попутчики в определенный период времени.
Синдром мертвеца, свет из потускневших окон, небесный снег. Ты – никто. Тебя нет и никогда не было. А значит, миру будет ни горячо, ни холодно, если, вдруг, на одного подобного мертвеца станет меньше. Да вот вышло так, что мир забирает не тех. Я в очередной раз привычно взглянул на отражение в оконном стекле, замер в момент, осознавая, сколько же минут, дней, лет… всё происходит точно так…
Я отодвинул стул и присел рядом с ними.
– Опять голова? – спросил он.
Я усмехнулся и отпил глоток.
– Да нет… Всё в порядке, – коротко ответил я.
– Точно всё хорошо? – продолжила она.
Всё ведь хорошо? Да вот только я никак не могу взглянуть им в глаза. Должен, но боюсь. Должен, но не могу. И дело тут не в том, что чёрные мешки под покрасневшими глазами не хотят подниматься, не в том, что под ворохом жёстких волос, падающих на глаза, взгляду не хватает обзора. Всё это – и колкая щетина, и волосы на глазах, да даже мешки… всё это моя крепость, моя защита, под которой недвижимый ни к чему Я остаюсь неуязвимым ко всему окружению.
– Угу, – покачав головой, ответил я.
Кофе уместился в желудок и я, приподнявшись, кивнул им, бывайте, мол.
– Не забыл, что обещал зайти? – спросила она.
– … Не забыл, – пробормотал я.
Время на часах 19:45. Желтоватое такси ждало меня на улице, свет фар разрезал морозный воздух, озарял падающий снег. Чёрное пальто с высоким толстым воротником удачно скрывало лицо. Запачканные сигаретной смолой пальцы, брызги рядового одеколона, ментоловый аромат геля после бритья – мои верные спутники. Двигатель машины взвыл под капотом, и я двинулся по озвученному адресу. Туда, где были они, туда, где они меня ждали.
Хотя бы повезло, что водитель не норовил начать светскую беседу с целью скоротать время. Может, адрес вызова смутил, может, просто устал. Ограничимся этим.
Так что там насчёт нас – мертвецов из мира злобы друг к другу? Мы – люди – остаёмся прикованы к своей плоти, крепко-накрепко связаны со своей памятью. Мы ничтожны и малозначимы, как бы мы не старались это отрицать. Мы способны взмывать и парить над облаками. Мы способны улетать за пределы земной атмосферы в бескрайнюю чернь космоса, стремимся обуздать его пустоту. Но мы всё также неспособны восстать из пепла, как неспособны и совершить новый шаг в эволюции к следующей ступени семейства homo.
– У нас есть злость, чтобы бить друг друга. У нас есть гнев, чтобы существовать, – проговорил я, а водитель такси лишь недоумевающе окинул меня взглядом.
Мы неспособны стать сверхчеловечными или сверхнеуязвимыми. Мы неспособны заглянуть в завтра и предотвратить противную горечь утраты в груди, как неспособны из пустоты создать новый мир. Всё, что мы имеем, нарисованную и приписанную «свободу» жизни, лозунги с плакатов или постеров с мотивацией «ТЫ владеешь своей жизнью. Управляй ей.».
Мы – пустотные оболочки, которые с процессом старения эту самую пустоту заполняют. Мы одни. Ты неуникален, как бы не гласило пресвященное общество о твоей индивидуальности. Ты – очередной ненавистный проходимец. Ложь – самый сладкий наркотик. Сначала ты врёшь другим. Потом врёшь себе. И уже сам не знаешь, а был ли ты? Был ли ты настоящим? Был ли ты на самом деле? Где хранится та крупица памяти, твёрдо подтверждающая, что ты на самом деле был?
Уникальность? В чём заключается твоя уникальность? Или… Правильней сказать, кому она нужна?
Ты – лишь ещё один проходимец. Ты столкнёшься точно с таким же проходимцем плечами и даже не заметишь этого. Вы не запомните лица друг друга, не обратите внимание на черты внешности. Вам всё равно. Как там говорится? Человек умнеет со временем? Банальщина рода «вырастешь – поймёшь». Чушь. Пассив знаний.
Тормозные колодки скрипнули, и машина остановилась около каменной арки. Я протянул водителю скомканную купюру и, кивнув в зеркало заднего вида, вышел к месту. Выкрашенные шаровой краской оградки, тянущиеся вдоль арки, натужный скрип дубовых ветвей под снежной пеленой и вывеска «Шуваловское кладбище».
Мой же путь пролегал через ограду, туда, где перпендикулярно вымощенными плиткой аллеям, располагались кладбищенские ряды. Ноги неторопливо повели меня к четвёртому ряду пятого сектора, где они и были похоронены. Гранит надгробий отсвечивал свет старых диковинных фонарей, фотографии в рамках смотрели на меня.
– Ну здравствуйте, мои призраки прошлого, – промолвил я, присев на лавку напротив надгробий.
Как результат, жизнь научила меня одному железному факту. Сначала ты перестаёшь верить в сказки, Деда Мороза, потом в чудеса, ужасы и прочую подобную чушь, а потом перестаёшь верить и себе самому, и в себя самого же.
Хиромантия – хреномантия. Звёзды, говорящие о том, каким будет наш день, карты с лакировочным покрытием, несущие всякий смысл, который каждый трактует по-разному. Линии жизни на грубых ладонях. Люди верят в чушь, потому что иного у них не осталось. Жизнь вытравила из их голов счастье, жизнь привела к ним вездесущий запах выкуренного табака и чувство тоски.
Мы – неудачный эксперимент Творца. Мы отвергаем всякую потустороннюю ересь, но ищем выход и совет в чём-то таинственном. Мы столь глупы, что не можем признать собственную малозначимость. Быть может, этот Творец сидит на закромах Вселенной, всхлипывает в ладонь, вспоминая свою неудачу?
Снег кружил над головой, впитывался в сигаретную бумагу. Треск табака, приятно щекочущий ушные каналы, был готов разделить слух ещё кое с кем. Тень в сознании пробуждалась, а значит, моё непоколебимое одиночество решили потревожить.
– Посмел прийти? – раздалось собственным голосом в сознании.
Глава I То, что делает собой
Да, пожалуй, я всё же сумасшедший. Всё началось идти под откос ещё пять лет назад. Серость на лице, ненависть во взгляде. Дни шли наперекор, мешались во всём бывалом потоке эмоций, чувств. Сначала я перестал замечать сутки, потом недели, месяцы. Купил блок сигарет, открыл глаза, а он уже давно выкурен, как выпита и бутылка едкой горькой жидкости. Тогда же и собеседник в голове обзавёлся голосом.
Голосом острой ненависти, потери и собственной вины. Спустя время, он тоже пристрастился к визуальному контакту наряду с моими призраками. Куда бы я не пошёл, какой бы рассвет не встречал, его тень всегда стояла позади меня с ярым оскалом. Моя совесть стала моей ненавистью, моё счастье – стало моей смертью.
– Посмел, – ответил я.
– Как всегда будешь вспоминать о прошлом, горевать, что у тебя нет волшебной лампы с джинном внутри, который бы по заветному желанию предоставил тебе машину времени? – спросил голос ненависти.
Я печально улыбнулся и запрокинул голову к небу.
– Ты же знаешь, я не сторонник глупых фантазий о том, что было бы прекрасно отматывать прошлое и выстраивать себе мягкую дорожу в жизнь. Одну же голову делим, – ответил я.
– Знаю, поэтому и делаю то, для чего я и был задуман, сам ведь догадываешься, – сказал он.
Сознание затряслось, выстраивая в хронологической последовательности всё произошедшее ранее по нарастающему. Моя память – моя боль, а моя боль напоминает мне, что я живой.
– Ты же сам создал меня. Как бы ты и не говорил самому себе, насколько страшен этот ад, ты всё равно возвращаешься. Просто тебе самому приятно испытывать эту боль, прижигать её окурком, поливать сверху спиртом, – рассмеявшись, продолжил он.
И всё, что он говорил, было сущей правдой. Я ненавидел себя самого же, что в последствии и легло в основание моего раздвоения или же шизофрении. Называйте как хотите, как душе ближе.