* * *
Давно уже все встали. «Агитационный» привычно исполнил свою функцию, повстречав после завтрака старый колесный буксир. Пароход, не знавший механизации и автоматизации, имел довольно большую команду и тащил за собой баржу с песком в низовья, на стройку в Набережные Челны. Экипаж похохатывал, просматривая «Джентльменов удачи», а после фильма долго не отпускал со сцены квинтет девочек, исполнивших «страдательную» песню про любовь.
Баянисты часто зевали, выводя из себя Альберта Семеновича. Но концерт закончился, и Оськин убежал к капитану буксира за сорок третьей грамотой, а еще через час все собрались в кают-компании на обед.
Паше не сиделось спокойно. Там, за капитанской рубкой, в тени стояла заветная баночка с икрой и ждала его. Три часа, про которые говорил дядя Степа, давно прошли, и Паша опасался, как бы его труды не сопрели под солнцем, не испортились.
Похлебав быстро щи, он взял со стола большой ломоть хлеба и намазал его маслом – того и другого Липочка положила на стол с избытком. Не притронувшись ко второму, он выскользнул из-за стола и пробрался за капитанскую рубку. Тут же он достал баночку и, сидя на закрытом ведре с рыбой, намазал икру перочинным ножом на ломоть хлеба.
Нужно было торопиться, пока все не пообедали, и Паша смачно укусил хлеб. День выдался безветренный, но вдруг с лугов потянуло ветерком, и дым из трубы от отработанной солярки метнулся на капитанскую рубку. Паша закашлялся. Струя газов накрыла его и лезла в глаза и рот вместе с невесомыми черными хлопьями. Когда дым рассеялся, Макухин продолжал кашлять до слез, но скоро пришел в себя и тут же услышал визгливый голос Оськина:
– Эй, кто там на крыше? Ребята, кто там? Бога ради, не двигайтесь, сейчас вас снимут! – Вслед за этим послышался топот убегающего человека и новый вопль Оськина: – Степан! Степан! Иван Ильич! Остановите корабль! На крыше дети!
В следующее мгновение пол-литровая баночка и недоеденный ломоть полетели в воду. А за ними и ведро, описав дугу, шлепнулось за кормой и мгновенно затонуло. Но оно не пошло камнем ко дну, а попало в струю от винта, которая и вынесла несколько десятков «золотых» рыбок на поверхность, кружа их в бурунчиках и воронках. Стая чаек, преследующих в расчете на поживу каждый корабль, получила щедрый подарок. Птицы выхватывали из воды чищеную рыбку, ругаясь между собой до драки. А какой-то счастливице достался набрякший в воде кусок хлеба с маслом и несколькими икринками, не смытыми еще водой.
Май 1985 г.
Дорога в Старые Снопы оказалась совсем никудышной. Осенние дожди обильно смочили землю, и колхозные трактора наделали на грунтовке такие колеи, что «Волга» какимто чудом продвигалась вперед, постоянно пробуксовывая и садясь на днище. Шофер, парень ушлый и болтливый, не закрывал рта, а пассажир – офицер в чине майора – морщился от его болтовни, но осадить говоруна не решался.
– Да, Василь Егорыч, наплачется у вас мамаша! Небось в ее избе уж вся деревня собралась. – Он на мгновение умолк, выкручивая баранку. – Что деревня! Со всего района понаедут – вон дорога как разбита! Шутка сказать – живой космонавт, да еще свой, деревенский! – Он восхищенно покачал головой. – Везет вашим. Вот я из города мобилизован. Народищу у нас живет пропасть – сто сорок тысяч! А космонавтов – ни одного.
Майор Коровкин пропускал эту лесть, да и вообще все звуки мимо ушей. И думал он сейчас не о родной деревне и бывших односельчанах, а о событиях недавнего прошлого. Событиях, стоивших ему бессонных ночей и множества объяснительных, длинных разговоров и мучительных сомнений в самом себе.
