Подойдя к топчану по густому снегу, бобо Ахмед повернулся к маслобойне, низкому глинобитному домику, где за маслобойным чаном прошли его детство, юношество и зрелость, где со спины тихо подкралась горбатая и беспомощная старость. И только один Великий знает, сколько масла набили эти старые морщинистые руки…
Что-то защемило в груди, сдавило её, и на подслеповатые глаза набежали скупые стариковские слёзы. Старик пошатнулся и, одной рукой держась за грудь, а другой – за решётку топчана, медленно сел на кат и отдышался.
Какой чистый воздух! Какой прекрасный дивный мир! И как не хочется умирать в такую чудесную ночь…
Боль отпустила его, старик обратился глазами к стозвёздному небу и прошептал тише шороха сухой травы: «Слава Аллаху, который не умирает, и в чьей руке – ключи видимого и невидимого царства». Успокоившись и восстановив свои силы, он поблагодарил Всевышнего за прожитый день и пожелал всем людям спокойной ночи. Снял обувь и лёг под толстое войлочное одеяло из верблюжьей шерсти, стряхнув с него снег. Хотя было холодно, старику не терпелось ночевать на дворе – он боялся умереть раньше окончания Рамазана, что не успеет ни благословить дочерей, ни выйти больше на свежий воздух. Ох, старость, старость – семя шайтана…
Он лежал и думал о своих родных и близких, которых оставит, когда призовёт его Аллах. Всё бы хорошо, только беспокоили старое сердце тревожные мысли о судьбах семи дочерей-погодок да милой жены Мохиры, пятидесятилетней женщины. Что с ними будет и станет после него? Выйдет ли замуж Назира, первая, старшая дочь, когда весной этого года она войдёт в свадебный возраст? Ох, старость, старость…
Всё, что они нажили и имеют в своём скромном жилище, добились благодаря тяжёлому и неустанному труду. Пусть не много и не богато, но жить можно во имя Бога, Милостивого и Милосердного. Только три вещи доводят человека до несчастья: скупость, корысть и самолюбие. Многочисленная семья бобо Ахмеда давно изъяла из своих сердец эти пороки, трудилась и радовалась жизни. Люди терпели, ибо сказано: терпение – девять десятых благоденствия и истинной веры мусульманина, которая включает в себя четыре условия – верность слову, приверженность и сохранение религии, умение обходиться без того, чего нет, и довольствоваться имеющимся. Родители и дети не роптали на свою судьбу, за услугу оказывали услугу – отказывались от жалоб и скрывали от посторонних глаз свои бедствия и муки, но Всевидящий глаз всё примечал. – Как старик Ахмед радовал свой кишлак чудесным ароматным маслом, похожим на слезу Аллаха; как Мохира без устали и с песней день за днём ткала удивительные ковры (говорят, что один ковёр её работы украшает кабинет Президента США, вай-вай!), а стариковы дети милосердно обращались с престарелыми родителями, за что и старикам, и дочерям было обещано благо, равное воздаянию за паломничество в Мекку.
Бывало, что женщины отбирали для выведения грены лучшие коконы шелковичных червей и, ближе к весне, согревали их теплом своего тела под одеждой. Да и зимой тоже приходилось не сладко… Ох, и хлопотное это дело, скажу я вам, выводить потомство, что возникло однажды из праха, по которому ступала нога пророка – сторицей воздаётся тому, кто заботится о них и лелеет этих… многоедных и прожорливых тварей…
Тут старик поперхнулся от собственных мыслей и вознёс небу аят из Корана, в котором просил прощения за свой поспешный язык, ибо нельзя, нельзя говорить, что «они – обжоры…» Можно очень сильно обидеть червей грубыми словами и ничего не получить – никакого урожая…
