Наступил ключевой момент – Маша посмотрела на Никиту. Особенным взглядом. Его не назовёшь ни смущённым, ни испуганным, ни нежным, ни тем более игривым и вызывающим. Но, в конце концов, и равнодушным также не назовёшь. Взгляд Маши оказался каким-то устало-выжидающий, словно говорящим: «Ты-то чем меня удивишь? Ты-то что изменишь в моей жизни?». В момент захода в комнату Никиты Маша вообще выполняла один ритуал, понятный только ей самой – перекладывала в разные углы стола учебник алгебры и тетрадь, кладя тетрадь то поверх учебника, то под него, то всовывая тетрадь в учебник. Присутствие парня-ровесника этому ритуалу никак не помешало.
Никиту такой взгляд девушки довёл чуть ли не до отключки. Парень чётко понял, что говорил этот взгляд, понял, что от него чего-то ждут. Взгляд ничего не предлагал, не обещал, он только лишь ждал, с выдыхающейся надеждой, но ждал.
Глядя на ослепительно прекрасную, но при этом несчастную девушку-сверстницу, Никита не испытывал того, что в молодёжной среде пошло называется «истекать слюной». Он испытывал трепет и благоговение. Не зная, куда себя деть, он думал, не упасть ли ему к её ногам. Никита видел перед собой красоту в предельно возможном в этом мире проявлении, и эта красота – не просто красивая девушка, а сама красота – обратилась к нему. Обратилась без слов, но предельно ясно. До этого парень знал, что его жизнь ждёт от него преобразований, решительных действий. И оказалась, что эта больная, несчастная жизнь имеет облик прекрасной девушки. Отсюда вывод: как, оказывается, прекрасна его жизнь! У Никиты просились наружу слёзы, а вовсе никакие не «слюни».
А может, всё это назвать короче: Никита влюбился? Так нет же, слишком примитивно! Он обрёл свою жизнь в новом качестве: зрительно воспринимаемом. Красоту всех своих порывов и устремлений, всех величественных книг и самого мироздания он смог уместить в этот один-единственный образ – образ больной аутизмом девушки по имени Маша.
– Ну что, всё с алгеброй? – рядом ещё находилась мама Маши.
И тут наступил следующий этап знакомства Никиты с Машей – он услышал её голос.
Из голоса на данный момент не получалось слов. Раздалось нежное и трогательное бессловесное мычание, означающее «да».
– Что там ещё надо учить на ближайшие дни? Знаешь, Никит? – спросила Ирина Юрьевна.
– Ну, историю там… – парень перечислил остальные предметы.
– Так что давай, Маш, пока не особенно расслабляйся!
В ответ – снова тоненькое мычание, выражающее теперь усталость и задумчивость.
И тут Никита решил срочно идти домой, можно ведь так и заболеть от передозировки восторга, трепета и умиления. Он настроился на реальность данного момента и, как мог, чётко произнёс:
– Признателен вам, Ирина Юрьевна, за знакомство с Машей, я пока пойду, усталость какая-то, если что надо – ещё пригласите. Просто, если захотите. А сейчас что-то в сон клонит, извините.
– Ну что ж, Никит, приглашу! Рады будем такому умному гостю, джентльмену такому!
Но как только за Никитой закрылась дверь, с Ирины Юрьевны моментально слетела вся любезность. Она быстрыми шагами направилась к дочери.
– Значит так, Маша, не собираюсь я его часто приглашать! Никакой пользы тебе от него не будет, сорванца этого. Только внешнюю оболочку твою видит и всё, а проблемы твои ему… – Мать возмущённо махнула рукой. – На внешность-то твою смотрел, я видела как – как вкопанный, без стеснения даже. В общем, знай, родная моя, что я только для приличия, из уважения к соседям его пригласила! А так он тебе не особенно нужен со своими бредовыми идеями да похотью.
