– Ну мам, не скажешь?
– Ой, что тебе сказать, бесценный ты мой человечек?
– Что за мальчик, как зовут его?
– Ой, да на что он тебе дался, этот мальчик? – не могла Ирина Юрьевна уловить связь между событиями.
– Я от него что-то почувствовала. Он, кажется, меня любит.
– Ой, Машенька! Это мама тебя любит так, что умереть за тебя готова каждую минуту.
– Я стала чётче всё видеть… – продолжала девушка под экстатические восклицания матери, – я там всё ходила-ходила по городу какому-то, в приюты заходила, в магазины. Снегу много… И вдруг зашла – и лесная солнечная поляна. Со мной лес стал разговаривать, поляна стала разговаривать, все цветы на ней, как одно…
– Что-что? – вытирая слёзы, стала, наконец, прислушиваться мама.
– Отовсюду голос, говорящий, что он рядом, не только там, но и здесь. Источник света на поляне – здесь. И вдруг я стала видеть, что здесь – этот стол, микроволновку, раковину, но ещё в лучах того света. Он на этом мальчике собрался. А это всё дрожало в лучах. На самого его я не смотрела, боялась ослепнуть. А он вдруг ушёл, и я всё чётко увидела, и дверь, куда он вышел. И спросила о нём…
– Ой, доченька, что-то не пойму я одного. Почему тебе вдруг кажется, что этот свет не от мамы твоей родной исходит, а от какого-то мальчишки?
– Ты, мам, тоже для меня была солнцем, но обычным, которое везде светит – и в городе, и в школе. А он оказался не просто солнцем, а этой чудной, многоцветной лесной поляной под этим солнцем. Он сказал, что меня любит. Ты говоришь это постоянно, каждый день, а он – впервые. Он – что-то новое. Ну так как его зовут?
– Не пойму, что происходит на этом свете. Какой-то мальчишка, сорванец вообще, смог сделать то, чего не смогла сделать родная мать?
– Ты мам, светила мне там и грела меня. А он что-то ещё, новое добавил, что меня сюда вернуло. Я такую радость и тепло почувствовала! Но ответить этой поляне не могла, пока сюда не вернулась.
«А может он её вообще вздумал лапать?» – возникла мысль у Ирины Юрьевны.
– А где ты тепло чувствовала, в каком месте?
– В сердце, мам, в сердце.
Мама продолжала вздыхать.
– А зовут его как? – неустанно спрашивала дочь.
– Зовут его Никита.
– Как, Никита?
– Да. Но только я не верю, что всё это сделал он. Он же сорванец какой, по словам его же матери. Такой маленький, забежал не пойми куда, газовый баллон открутил, сам чуть не умер и другие дети. И теперь думает не пойми о чём, о революции какой-то! Мало наша страна перенесла революций!
– И что, не скажешь ему?
– Вообще всем им скажу, Марковым. Ну, и ему в том числе. Но отдельного разговора он пока не заслужил, по-моему.
Ирина Юрьевна действительно пришла к Марковым. Снова в слезах радости.
– Что такое, Ир? – спросила встревоженная мама Никиты.
– Чудо, Света, чудо из чудес! Такое чудо, за которое Господа надо благодарить день и ночь!
– Ну так что?
– Моя доченька, Маша… заговорила!
Никита моментально сорвался с места за рабочим столом и выбежал в прихожую.
– Как вы сказали?
– Маша моя заговорила!
– Да… Вы что?..
И тут Никита заплакал уже безо всякого стеснения. Ирина Юрьевна слегка удивилась.
– Я тоже, Ир, безумно рада за тебя. И Никита, видишь, какой у нас сочувствующий.
– Вижу! – задумчиво ответила Ирина Юрьевна.
Никита заломил перед ней руки:
– Ирина Юрьевна, умоляю, позвольте мне помогать вашей дочери по учёбе! С чем у неё проблемы, с химией? А химию как раз знаю! И физику, геометрию. С гуманитарными только похуже чуть-чуть. Позволите?
