Чугунные крылья - страница 26
Тут Никита задумался.
– Может быть… Я смутно что-то слышал про разработки по… крионике.
Последовало ещё несколько мелких вопросов. И так за чаепитием и разговорами прошло уже больше часа.
– Ну, в общем и целом, Никита, я тебя поняла. Разделить твои взгляды не могу, но хотя бы поняла. Интересный ты, конечно, человек. Пойдём теперь вернёмся на кухню, к новорожденной нашей.
Теперь все сидели за столом в удивительном молчании. За окном совсем стемнело. На столе всё ещё оставался чай да разложенные к нему сладости. Мама Маши вышла из-за стола.
Никита остался с Машей наедине и не мог этому поверить. Его сердце вспорхнуло, и он ощущал его биение где-то в гортани. Ему стал не нужен чай, и он перелил его из своей чашки в опустевшую чашку Ирины Юрьевны, затем быстро, немного даже судорожно, вытер салфеткой обронённые капли. Зачем он это сделал – сам не понял.
– Маша! – секунд шесть он ждал, чтобы она хоть шевельнулась. – Ма-ша! А, Маша? Что ты, совсем ничего говорить не можешь, ни слова?
Девушка разве что только раскрыла пошире свои светло-карие глаза. Других изменений в её позе и взгляде не наблюдалось.
– Ни единого слова не можешь сказать мне? Как тебе чаепитие, например?.. Что же с тобой случилось? – глубоко вздохнул Никита. – Ты в каком-то своём мире, да? А что там происходит, не расскажешь мне? Мне правда интересно!
И тут Никита дошёл до того, что, посмотрев в дверь для предосторожности, погладил Маше руку.
– А меня ты пустишь в свой мир? Я там сразу стану героем! Если не в этом, то в твоём мире мы будем вместе. Если ты только разрешишь мне войти в твой мир… Так и не скажешь ничего, Маш? А я вот хочу сказать тебе. Я… я… Ну почему ты молчишь и не шевелишься? Я же… Я ж люблю тебя, Маш!
Девушка не испугалась, не вздрогнула. Она неизменно смотрела перед собой, чуть в сторону и вниз, в неопределённую точку иного пространства с некоторым удивлением.
– Не посмотришь на меня?
Никита отвернулся и, не в силах продолжить разговор, закрыл лицо руками и стал чуть вздрагивать. Маша сидела всё так же.
Тут вернулась её мать.
– Никит, ты чего это? – изумлённо спросила она.
Вместо ответа парень резко встал, не показывая глаз. Затем проговорил напряжённым, громким и быстрым шёпотом:
– Да так, Ирина Юрьевна, чешутся глаза чего-то, от недосыпания, наверное. Спасибо за всё, позвольте я пойду, всего доброго! – одновременно он тщательно вытирал слёзы. Он вышел из квартиры, не повернувшись.
Долго размышлять над его поведением Ирине Юрьевне не пришлось. Её ждало настоящее чудо. Маша повернулась к двери, куда вышел Никита. Затем произошло ещё кое-что.
– А к-кто это был? – впервые за много лет раздались невнятные, натянутые слова Маши.
Мама, конечно, не могла ей ничего ответить, оторопев. Онемела теперь она.
– Что-о?! Ещё раз скажи… ну-ка…
– Это что сейчас за мальчик был, вышел туда?
– Господи! Машенька! Доченька! Слава тебе, Боже, за чудо! – Ирина Юрьевна перекрестилась. – Да неужели?! Ой! – она бросилась со слезами обнимать и целовать дочь и, уткнувшись в её плечи, сотрясалась в рыданиях.
Маша пока помолчала, посмотрела по сторонам. Когда мама снова начала целовать её в щёки, снова осторожно спросила:
– А кто это был? – слова потекли уже свободней.
– Да какая разница, кто был, когда ты у меня заговорила, доченька, свет ты мой ясный!
– Мальчик этот, как его зовут? – медленно проговаривала Маша.
Но мать никак не могла вникнуть в содержание вопроса, настолько её потряс просто факт вопроса, то, что дочь произнесла какие-то слова. Но у Маши, наконец, взялась и некоторая настойчивость: