– Ты чего, Никит? – спросила девушка, заглянув в глазок.
– А что, без мамы боишься меня пускать?
Маша открыла.
– Не то чтобы… Но непривычно как-то… А что ты хотел?
– Ничего особенно, просто поговорить с тобой, о чём при маме было затруднительно.
– Ну заходи.
– На кухню давай пройдём, где ты снова начала говорить.
Они сели на те же самые стулья с железными спинками.
– В этом обществе инвалиды, в том числе ментальные, как ты, подвергаются дискриминации.
– С чего ты взял?
– Если бы не это, ты бы и с немотой запросто ходила бы в школу, а не только числилась в списке класса.
– Да я вроде сама не хотела.
– Но почему? Могла бы и хотеть, если бы к тебе там были расположены. Всё из-за твоей изолированности, так?
– В-общем-то да… – задумалась Маша.
– Там холод душевный, тюрьма какая-то. А здесь, с мамой – тепло, общение. Правильно?
– Правильно… – глубоко вздохнула Маша.
– Ещё облик твой прекрасный. Одиночество да такой облик привели бы в школе к тому, что тебя бы просто до-мо-гались! А я, хоть и тоже ослеп от твоей красоты – мужчина ж всё-таки, куда деваться? – но увидел и твоё состояние. Прозвучит нескромно, но когда твоя мама разрешила мне приходить к тебе, то только я смог вывести тебя из изоляции. Ты теперь студентка очного – слышишь? – оч-но-го отделения! А почему с тобой больше никто не смог этого сделать? Что у нас с тобой общего? Как думаешь?
– Сложные ты вопросы задаёшь!
– А ты, Машуль, попробуй не холодным умом ответь, а чувствами, что называется, сердцем.
– Ну… мы… дружим…
Никита нежно улыбнулся.
– Дружим. Но дружить-то стал я и больше никто? Действительно сложный вопрос, и на него я сам отвечу. Ты только вдохни поглубже.
Парень встал из-за стола и повернулся к девушке:
– Мы с тобой, Маша, оба больны! Понимаешь: оба! – Маша изумлённо застыла. – Я тоже на учёте в психдиспансере!
– Господи, быть не может!
– Может! Оба больны и изначально оба изолированы. Вопрос: кто нас изолировал? Кто нас поставил на учёт в диспансер? Разве сами мы попросились?
– Врачи.
– А врачи кому подчиняются?
– Начальству?
– А откуда у них взялось начальство, и кто придумал все эти медучреждения с очередями дикими, учётами и инстанциями?!
Маша пожала плечами:
– Государство, что ли?
– Вот!! – дико вскрикнул Никита и выставил палец. – Не верится, что сама дошла! Государство ставит больных на учёт и изолирует! Ни ты с твоим аутизмом, ни я с моими поисками справедливости не соответствуем стандартам государства. Некоторая разница всё же есть между нами. Я свою изоляцию прорвал. А потом и твою. Я больной, потому что меня назвали больным, посчитали таковым врачи, служащие государству.
– Но кто тогда будет лечить?
– Лечить надо человечным отношением, а не на лекарства всё сваливать! Если бы врачи не служили государству, то считались бы просто людьми особой доброты, особо помогающими в болезнях. Ну а медикаменты были бы дополнением к этому, не главным, чем надо лечиться. Твоим врачом ведь оказался я, хоть нет на мне белого халата, и не назначал я тебе терапию. Но речь тебе вернул без всего этого! Ясно, что между нами общего?
– Да. Мы оба больны.
– После этого логичен вопрос. И логичен, и всё равно ошарашит. Задавать?
– Я уже догад… Задавай!
Никита снова присел, теперь уже напротив.
– Итак. Когда выяснено, что между нами общего, и что я сделал в твоей жизни, я спрашиваю… Я спрашиваю, Маша… – он чувствовал, что вопрос уже известен, – выйдешь ли ты за меня замуж?
